Александр I - [14]
Манифестом нарушался изданный Павлом I закон о престолонаследии, о чем и говорил петербургский генерал-губернатор М. А. Милорадович, когда было получено известие о смерти Александра I, и манифест оглашен в присутствии членов Сената, Синода и Государственного совета. Милорадович указывал, что воля императора, «изъявленная в запечатанной бумаге, не может служить законом, потому что русский государь не может располагать наследством престола по духовной»[62]. Николай вынужден был первым принести присягу своему брату как императору. Константин в своих письмах хотя и заявлял об отказе от престола, но, чтобы Николай мог объявить себя императором, Константин должен был обнародовать официальный манифест о своем отречений. Константин же по сути дела отказался сделать это, ограничившись частными письмами. Такое его поведение до сих пор остается загадкой. Оно создало династический кризис, которым, как известно, и воспользовались декабристы.
Современники рисуют весьма неприглядную картину состояния России в последние годы царствования Александра I. «Сжатое просвещение», «задушенная свобода», «лихоимство в судах», «совершенное отсутствие закона и справедливости в судопроизводстве», казнокрадство, принявшее невиданные размеры, всеобщие жалобы на стеснение промышленности и торговли — все это являло декабристам «картину всеобщего неблагоденствия». «Во всех уголках виделись недовольные лица; на улицах пожимали плечами, везде шептались — все говорили, к чему это приведет? все элементы были в брожении», — писал впоследствии из крепости Николаю I декабрист А. А. Бестужев.
Нарастало недовольство самим Александром I, который уже не мог «прикрыться» Аракчеевым. Д. И. Завалишин вспоминал, что в последние годы царствования Александра I «раздражение против него было значительно, не было очевиднее факта, до какой степени государь потерял в последнее время уважение и расположение народа». Об «общем негодовании» против Александра I в эти годы свидетельствовал и П. Г. Каховский[63].
Приближенные Александра I отмечали, что в последние годы он становился все мрачнее, чаще стал уединяться. Разумеется, он не мог не знать о растущем ропоте в народе и различных общественных кругах и был убежден в существовании тайных обществ и готовящемся против него заговоре, подозревал в этом многих влиятельных лиц из военной среды. В 1826 г. при разборе его бумаг была обнаружена записка, датируемая 1824 г., в которой он писал о росте «пагубного духа вольномыслия» в войсках, о существовании «по разным местам тайных обществ или клубов», с которыми связаны влиятельные лица из военных — А. П. Ермолов, Н. Н. Раевский, П. Д. Киселев, М. Ф. Орлов и др.[64]
В середине июля 1825 г. Александр получил достоверные сведения о том, что против него зреет заговор в войсках, расквартированных на юге России. Унтер-офицер южных военных поселений И, В. Шервуд случайно узнал о тайном обществе и немедленно донес об этом царю. Однако единственного факта было недостаточно, чтобы обрушить репрессии на участников заговора. По личному указанию Александра I был разработан план выявления конкретных членов и руководителей тайной организации. Возглавлял это расследование Аракчеев. Известия о заговоре в войсках, расположенных на юге России, заставили Александра I отменить намеченный на осень 1825 г. смотр войск в Белой Церкви[65]. Впоследствии из показаний декабристов стало известно, что они замышляли использовать этот смотр для своего выступления.
1 сентября 1825 г. Александр выехал на юг, намереваясь посетить там военные поселения, Крым и Кавказ (поездка предпринималась для поправления здоровья императрицы). 14 сентября царь был уже в Таганроге. Через 9 дней туда приехала Елизавета Алексеевна. С нею Александр посетил Азов и устье Дона, а 20 октября отправился в Крым, где посетил Симферополь, Алупку, Ливадию, Ялту, Балаклаву, Севастополь, Бахчисарай, Евпаторию. 27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь царь простудился, ибо ехал верхом в одном мундира при сыром пронизывающем ветре. 5 ноября он возвратился в Таганрог уже тяжело больным. Лейб-медики констатировали лихорадку. Ранее в Таганрог прибыл начальник южных военных поселений И. О. Витт с новым доносом на тайное общество, содержавшим и имена руководителей заговора (в том числе П. И. Пестеля). Еще до своей поездки в Крым Александр вызвал в Таганрог Аракчеева, но тот не приехал ввиду постигшего его несчастья (убийства дворовыми людьми его любовницы, Н. Минкиной).
С 7 ноября болезнь императора обострилась. В Петербург и Варшаву были отправлены тревожные бюллетени о состоянии его здоровья. 9 ноября наступило временное облегчение. 10 ноября Александр отдал приказ арестовать выявленных членов тайной организации. Это и было последнее распоряжение Александра: вскоре он окончательно слег, и все дело по раскрытию тайной организации взял на себя начальник Главного штаба И. И. Дибич. Приступы болезни делались все сильнее и продолжительнее. 14 ноября царь пришел в беспамятство. Врачебный консилиум установил, что надежд на выздоровление нет. В бреду он несколько раз повторял по адресу заговорщиков: «Чудовища! Неблагодарные!». 16 ноября царь «впал в летаргический сон», который сменился конвульсиями и агонией. В 11 часов утра 19 ноября он скончался.
Главный герой — студент ВУЗа по прозвищу Отец, дожидается в студенческом общежитии своего родного брата, который должен приехать навестить своего близнеца. От своего однокурсника Отец узнает, что по дороге брат разбился, столкнувшись с одинокой сосной, стоящей неподалеку от дороги. С его слов на месте аварии не было обнаружено ни тела брата, ни крови, ни следов его присутствия. Отец решает посетить злосчастное место и узнать подробности происшествия. Он отправляется со своим однокурсником в Кичигинский бор, где разбился брат, на место аварии.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.