Александр Грин - [26]

Самое поразительное, что это грандиозное описание нужно автору лишь для одного. Когда Вуич в этом аду отыскивает свою Мартынову и выносит ее из рушащегося дома, она отталкивает его, потому что не хочет быть ему ничем обязанной.

«– Последнее, что я услышал от нее, было: „Никогда, даже теперь! Уходите, спасайтесь“. Она скрылась в толпе; где она – жива или нет? – Не знаю».

Вот как преломилось в прозе Грина роковое объяснение между двумя влюбленными в декабре 1905 года. Подобно тому, как в «Рае» автору потребовалось самоубийство, эквивалентом драмы неразделенной любви в «Земле и воде» стало не меньше чем землетрясение. Не всякая женщина похвастает такими ассоциациями.

Но едва ли сама Бибергаль к таким сокрушительным победам над мужскими сердцами стремилась, едва ли полученные ею на каторге рассказы Грина ее сильно тронули и она пожалела о том, что не послушалась Долговязого, не ушла с ним в мирную жизнь. Бибергаль была стойким бойцом. Сохранилась ее фотография 1915 года на нерчинской каторге, куда она попала после неудачного покушения на великого князя Владимира, о котором упоминает Солженицын. На фотографии весь цвет женщин-эсерок – Спиридонова, Школьник, Бронштейн, Измайлович, Зверева, Беневская, Полляк, Бибергаль… Всего тринадцать человек. Чертова дюжина.

В ссылке она пробыла до Февральской революции. В двадцатые-тридцатые годы была членом общества политкаторжан. В журнале «Каторга и ссылка» о ней вспоминали довольно часто. Год ее кончины – 1937-й. А умерла ли она своей смертью или была убита в расстрельном году теми, кого привела к власти ее партия, – неизвестно. Но с Грином они больше не встречались.

Сам Александр Степанович так высоко в партийной иерархии никогда не поднимался и в политзаключенные попасть не стремился. В самом конце жизни, когда ему пришлось совсем худо, знакомые посоветовали обратиться за пенсией для ветеранов революции, на что он замечательно глубоко ответил: «Не хочу существовать на подачку, переходить на инвалидность, а политической пенсии тем более не хочу. Я всю свою зрелую жизнь был писателем, об этом только и мыслил, этим только и жил. Им я и буду до конца. От политики я раз и навсегда ушел в молодости и питаться за счет того, что стало мне чужим и ненужным, никогда не буду. В молодости отдавал себя политике, но и вырос за этот счет. Следовательно, мы квиты с нею. И вопрос кончен».[69]

Революция и в самом деле стала частью его литературного багажа, где наряду с «роковыми» женщинами, способными спровоцировать уничтожение целого города, встречались и прямо им противоположные, но тоже на свой манер опасные натуры – женщины-обывательницы. О таких Грин написал еще в 1908 году в рассказе «Телеграфист» – очередной истории революционера, который, спасаясь от преследования полиции, – вечный гриновский мотив – попадает в дом к скучающей молодой мещанке, и на миг этот дом кажется ему пристанищем. Он чувствует желание в нем остаться, а потом все-таки уходит из него с печалью, потому что «в комнате, где живет милая, беззаботная женщина, осталась живая боль его собственного, тоскливо загоревшегося желания спокойной, ласкающей жизни, без нервной издерганности и беспокойства, без вечного колебания между страхом тяжелой, циничной смерти и полузадушенным голосом молодого тела, властно требующего всего, что дает и протягивает человеку жизнь…».

Сама по себе ситуация, когда в одном рассказе честолюбивая и неудовлетворенная женщина своей ненасытностью по причинам революционным или каким иным губит героя, а параллельно с ней в другом возникает иной женский образ – девушки-спасительницы, девушки-ангела, в которой нет ничего, кроме любви, жертвенности, кротости, девушки, дающей приют и отдохновение герою, стала для Грина очень важной. «Телеграфист» (позднее «Телеграфист из Медянского бора») был шагом на этом пути. Правда, его героиня для роли ангела-хранителя играющих в политику мужчин не сгодилась и оказалась слишком самодовольна и глуха к чужой боли, в ней не было сострадания, а лишь жажда отвлечься от скуки, она никого не губит и не спасает, она – некий промежуточный тип и, как иронически размышляет о ней главный герой – «все, что было сделано и подготовлено там, в городе, с неимоверной затратой сил, здоровья и самоотвержения, с бешеным упорством людей, решившихся умереть, опасность, страх смерти, сутки звериного шатания в лесу, – все это пережилось и выстрадалось для того, чтобы у пустенькой уездной помещицы стало меньше одним скучным, надоевшим днем…».

Но следом за ней в иерархии женских образов возникает уже бесконечно преданная и готовая спасти неизвестного и любимого человека Нелли из рассказа «Сто верст по реке», рассказа, в котором неслучайно действие из России переносится в условную страну, в таинственный город Зурбаган, где только такие девушки и живут, и в котором в художественной форме Грин поведает историю счастливой любви к Вере Павловне Абрамовой, своей первой жене.

И здесь мы опять вернемся от прозы А. С. Грина к судьбе Александра Степановича Гриневского.

Глава V ТЮРЕМНАЯ ЖЕНА

Они познакомились в «Крестах», куда Грин попал вскоре после приезда в Петербург и окончательного разрыва с Бибергаль. Это был совершенно случайный и тем особенно досадный арест, но более всего подвело Грина то, что у него был опять подложный паспорт и полиция этот подлог быстро раскрыла, вынудив сознаться арестованного во время облавы 7 января 1906 года мещанина Николая Ивановича Мальцева в том, что никакой он не Мальцев, а дворянин Александр Степанов Гриневский.