Александр Дюма Великий. Книга 2 - [115]
В начальные периоды формирования наций подобные убийства происходят внутри семьи.
Затем они становятся делом аристократов.
Затем переходят в руки народа.
Именно тогда, когда народ не намерен больше терпеть королей.
Жак Клеман, Равайяк, Дамьен, Алибо, Леконт — люди народа.
Ничего подобного нет во французской истории до 1 августа 1589 года.
Остались лишь две еще не исчерпанные формы монархического правления.
Аристократическая монархия при Людовике XV.
Монархия крупных собственников при Луи-Филиппе.
Вот почему на смену Генриху III пришел Генрих IV, хотя он и был протестантом.
Это правда, что в тот день, когда он входил в Париж, Генрих IV слушал мессу, однако он так скверно знал латынь, что это не называется слышать, просто прослушал, вот и все.
Итак, Генрих IV слушает мессу.
Потом, обращаясь к своим собратьям по религии, говорит:
— У меня для вас есть лишь две вещи: кошелек, но он пуст, Нантский эдикт, но он будет отменен. Подождите, и я смогу вам дать места, где вы будете в безопасности, если сумеете их удержать.
Примерно в том же духе были его слова гугеноту Бассонпьеру:
— Увидите, что нам достанет глупости снова взять Ля Рошель.
Генрих IV был королем необычайно умным. Он мог сколько угодно ссориться с сеньорами и не придавать этому никакого значения, только бы оставаться в хороших отношениях с народом. Он не платил жалованья своим генералам, но бросал через стены осажденного им Парижа хлеб для горожан.
Он говорил:
— Хочу, чтобы у каждого крестьянина в моем королевстве был на обед кусок курицы.
Курицы на обед у крестьянина так и не оказалось, но словечко осталось.
За это словечко и поныне называют Генриха IV добрым королем Генрихом.
Поэтому смерть его вызвала в народе глубокий траур. Заметим, что, наряду с Карлом VII, Генрих IV — единственный король, по которому народ когда-либо носил траур.
Но на нем все и закончилось. И с этого момента каждая королевская смерть внушала народу лишь надежду.
Сквозь грядущие монархии начинает проглядывать что-то вроде зари.
Взошедший на трон Людовик XIII был полной противоположностью своему отцу — бледный, болезненный, вечно скучающий.
Он сам и не царствовал, позволяя править другим.
Скипетр был в руках у Ришелье.
Те, кто не жил при Людовике XI, не так уж много потеряли. Ибо им предстоит увидеть нечто подобное на эшафотах Сен-Поля и Немура.
Они увидят казни Монморанси, Бутвиля, Шале, Сен-Мара, Де Ту.
Лион, Тулуза и Блуа будут иметь каждый свою долю в этой великой дележке голов. Их хватит и на Париж, и на провинцию.
Теперь пора освободить место Людовику XIV. С ним на место сеньоров пришли придворные.
Кому удалось ускользнуть от Ришелье, восстанут при Мазарини.
Начнется все с песенки.
Жак Простак, стало быть, чувствует свою силу, если поет, бунтуя.
Эту привычку напевать он сохранит надолго, будут меняться лишь слова и мелодии.
В 1789 он запоет Са ira. В 1830-м — Марсельезу. В 1848-м — «Умереть за родину». (Популярная революционная песня на слова Дюма. — Примеч. пер.).
Все сохранившиеся во Франции крупные феодалы — во главе Фронды.
Де Бофор, Эльбсф, Буйон, Конде, сам Тюренн.
Последняя попытка сеньоров испытать свою силу.
Конде сдается последним, но, сдаваясь, не только свою шпагу отдаст он королю, но шпагу всего дворянства.
При Людовике XIV народа больше нет. О нем и не слышно. Он даже не поет. Он ушел в отставку.
Лишь в театре, сатире и аллегории звучит народный голос посредством трех голосов — Корнеля, Буало и Лафонтена.
Не считая Мольера, поэта здравого смысла.
Как и при Людовике XI, народ наблюдает за действиями других.
Включая составление завещания.
Но кто же тогда с песней сопровождает королевскую похоронную процессию до Сен-Дени?
Народ.
Кто признает завещание недействительным?
Парламент.
Парламент, который не забыл сапог, шпор и хлыста Людовика XIV и теперь взял реванш.
Но машина была отлично налажена и продолжала действовать и при Людовике XV.
Однако на смену литературной оппозиции XVII века приходит политическая оппозиция XVIII.
Монтескье, Вольтер, Руссо, Даламбер, Гримм, Гольбах, Гельвеций — вся энциклопедия.
Потом являются их младшие современники, чтобы взорвать все разом — религию и монархию, трон и алтарь.
Людовик XV за ними наблюдает. Это скачки с препятствиями наперегонки.
— Ба, — говорит он, — прежде чем они дойдут до революции, я успею умереть.
И в самом деле, Людовик XV умирает в 1774 году.
Он пришел первым.
Но позволил будущему пасть на две головы.
На голову Людовика XVI и на голову Марии-Антуанетты.
Вначале скажем несколько коротких слов о Людовике XVI.
Прежде всего это порядочный человек. Не способный, однако, совершать поступков — ни добрых, ни злых. Никакой инициативы, никаких решений, никакой энергии, в свободное время он занят изготовлением маятников и шкафчиков с секретом.
Вдумайтесь: у Людовика XVI имеется свободное время.
И он совершенно не озабочен тем, что происходит вокруг.
Его не интересует ни философия, увлечение которой охватило все слои общества, ни образование тайных обществ, ни Война за независимость в Америке, ни пророки вроде Свенденборга, Вайсхаупта или Калиостро.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.