Александр Дюма Великий. Книга 1 - [39]

Само собой разумеется, что мы с Адольфом, оба молодые, тощие и длинные, претендовали на чахотку, и в общем это право окружающие за нами признавали».

При всем том они решают пойти на консультацию к доктору Тибо, молодому врачу без клиентуры, что, следовательно, по карману Александру. Тибо ставит им диагноз умеренно оптимистический. Чуть огорченный, но по-прежнему жаждущий познания, Александр начинает усердно посещать доктора. Утром до работы он провожает его в больницу «Шарите» и там получает понятие об анатомии и физиологии, чем позднее воспользуется в своих романах. Изучение туберкулеза поможет ему в «Амори», исследование ядов — в «Монте-Кристо». По вечерам у себя в комнате Тибо проводит физические и химические опыты в присутствии хорошенькой соседки мадемуазель Валькер, модистки. «Она чуть было не поссорила нас с Тибо. К счастью, он ничего не понял: она сумела найти какую-то уловку, и мы все трое остались друзьями». Можно предположить, что этот гармонический альянс был значительно облегчен отличным характером Александра и его обязательствами, почти супружескими в отношении Лауры и Мари-Луизы.

Работа, любовь, чтение, писание, знакомство с науками — идет процесс накопления. А еще и светские отношения. У Арно он встречается с респектабельным, хотя и либеральным полковником Бро, который, стоит ли повторять, немедленно проникся к Александру нежной дружбой и одного за другим представил ему «Маниюля, депутата, изгнанного из палаты, Беранже, поэта, и Жерико». В тридцать три года автор «Плота Медузы» находился на последней стадии «спинной сухотки», возникшей то ли в результате падения с лошади, то ли в результате сифилиса. Когда Бро и Александр пришли к нему за восемь дней до смерти, великий художник рисовал свою левую руку.

«— Какого черта вы там делаете, Жерико? — спросил его полковник.

— Вы же видите, полковник, — ответил умирающий, — сам себе позирую. Никогда моей правой руке не сравняться с левой в степени ее полезности для уроков анатомии, и я эгоистически извлекаю эту пользу.

В самом деле, Жерико достиг такой степени истощения, что через кожу видны были кости и мускулы его руки, как на учебных гипсах, где человек показан без кожи».

Тем не менее в Салоне 1824 года было выставлено несколько его работ. Под эгидой вожака, слишком рано ушедшего, этот Салон отмечен взрывом романизма в живописи, которая тогда намного опережала литературу, в таких работах, как «Смерть Жерико» Ари Шеффера, в произведениях Ксавье Сигалона, Луи Буланже, Жана Виктора Шмеца, Жюля Луи Филиппа Куане и, прежде всего в «Сценах резни на Хиосе» Делакруа.

Резвый автор «Гения христианства» выдворен из Министерства иностранных дел. Отныне он может всецело посвятить себя изданию полного собрания своих сочинений и стать, подпитываясь политическими озарениями или персональной враждебностью, певцом свободы вплоть до его назначения в 1828 году послом в Риме просвещеннейшим Карлом X; только дураки никогда не изменяют своим принципам.

27 июля Лаура разрешается младенцем, а Александр все еще вынашивает задуманное великое произведение. К тому же он никак не может решить, стоит ли ему нарушать душевный покой Мари-Луизы сообщением о том, что она стала бабушкой. Начнет терзаться, плакать, чего он совершенно не выносит, страдать из-за того, что не хватит денег прокормить лишнего человека, даже двух человек, учитывая мать младенца, хотя Лаура вовсе не бедствует со своим ателье мод и множеством работниц в подчинении. И потом как знать?! С ее-то набожностью она не преминет затеять разговор о ребенке, рожденном в грехе, о том, что должен делать в этом случае честный человек, а Александр не представляет себя женатым раньше, чем он добьется славы и ему стукнет тридцать лет, точь-в-точь как это было у Генерала, его идеальной модели для подражания. И почти семь лет «побочный сын мадемуазель Мари Катрин Лабе»[33] будет носить имя своей матери.

Начиная с 16 сентября Людовик XVIII может спокойно догнивать в своем гробу, а в моду для либералов входит обязательное ношение плащей а ля Кирога, так звали товарища Риего по оружию. Не беда, что у Александра нет денег, он готов принести любую жертву, но не отступить перед необходимостью продемонстрировать свои бунтарские взгляды. Именно в таком плаще 3 января 1825 года появляется он в кафе вместе с Бецем и Талланкуром, двумя наполеоновскими гвардейцами, оба тридцати лет, его сослуживцами по канцелярии. Его манера драпироваться в свой антибурбонский плащ вызывает насмешку одного из завсегдатаев. Александр провоцирует его на дуэль: в его завоевании Парижа репутация заядлого дуэлиста не повредит, а Бец и Талланкур станут его секундантами. Оба старых солдата обеспокоены, хорошо ли он владеет оружием, и Талланкур ведет его в тир. Александр показывает свое мастерство в обращении с пистолетом. Противник же, имя которого неизвестно (он назвался Шарль Б.), выбирает шпагу. Александр должен вспомнить уроки отца Мунье. После работы он чинно возвращается домой, «ничего не сказав о том, что произошло; я только ни на шаг не отходил от матери». Спит он плохо.