Александр Блок - [16]

Уместно будет вспомнить, что сам Блок в 1918 году по предложению издательства М. и С. Сабашниковых подготовил к печати «Изборник», где стихи следуют в хронологическом порядке, вне связи с циклическими контекстами. Так, упомянутое «О, весна без конца и без краю…» помещено совершенно отдельно и ему присвоено название «Принимаю». Всего Блок взял в «Изборник» 159 стихотворений (в трилогии их 766). Плюс добавил в качестве отдельных стихов фрагменты из поэмы «Возмездие» и песню Бертрана из драмы «Роза и Крест». «Изборник» тогда в свет не вышел, а к читателю пришел только в 1989 году, когда К. М. Азадовский и Н. В. Котрелев подготовили его для серии «Литературные памятники». Эта книга тоже может быть прочитана как особое произведение, в качестве «автоинтерпретации Блоком смысла и направленности собственного пути» [10]. Нам, читателям, позволительно мысленно поспорить с Блоком как составителем, вспомнив обделенные его вниманием лирические шедевры. Полторы с небольшим сотни стихотворений — это, наверное, слишком строгий лимит.

Такое текстологическое отступление отнюдь не лишне в биографическом повествовании. Поскольку поэзия Блока по-настоящему начинается с того момента, когда в ее состав входит блоковская реальная биография. И с того же момента стихи начинают влиять на житейскую судьбу автора. Трудно датировать этот момент с какой-либо хронологической точностью, но сам феномен взаимодействия поэзии и жизни — данность. И речь дальше пойдет о самых чувствительных соприкосновениях блоковской поэзии и блоковской жизни, которым будет отдано предпочтение перед рутинными подробностями житейского и профессионального быта (хотя и они будут привлекаться — в той мере, насколько они представляются любопытными для читателя XXI века).

Взаимодействие жизни и искусства — процесс прежде всего энергетический. Искусство в поисках нового материала ищет не гармонию, а противоречия. Столкновение в душе Блока двух любовных влечений — вот электричество, с которого все началось.

«Я раздвоился» — такими словами начнет Блок свой дневник в 1901 году. И раздвоение навсегда останется первым шагом творчества, необходимым препятствием на пути к той лирической искренности, которую в поэте станут ценить более всего.

Главный творческий прием Блока — музыкальное сочетание противоположностей. Его символы — это оксюмороны, последовательно проведенные на всех уровнях: от словесного («Невозможное было возможно») до глобально-композиционного («идут без имени святого» — «впереди Исус Христос»). Такая музыкальность не могла быть достигнута только за счет техники. Нужна была жизнь, не отделенная четкой границей от сферы искусства. А в итоге создавался синтез житейского и эстетического, тьмы и света.

Литературоведение конца XIX — начала XX века изучало биографию писателя отдельно от его поэтики. Затем наступила эпоха преимущественного внимания к мастерству. «Если наука о литературе хочет стать наукой, она принуждается признать “прием” своим единственным “героем”», — гиперболически обозначил эту позицию в 1921 году Роман Якобсон. Однако пристальное внимание к тексту как таковому закономерно приводило к погружению в биографию. Так произошло с Юрием Тыняновым, шагнувшим от «чистой» филологии к созданию романов о Кюхельбекере, Грибоедове и Пушкине. Так случилось и с Юрием Лотманом, перешедшим от «строгих» методов к вдохновенной «реконструкции» личности в книге о Карамзине.

Личность и прием — так можно определить главную проблему, стоящую теперь перед теми, кто пишет о классиках поэзии и прозы. Невозможно понять художника слова без постижения его земной судьбы. Невозможно понять творческого человека без проникновения в законы построения его произведений. Сопряжение биографии и поэтики — вот наша цель, для достижения которой понадобятся разные средства. Блок, быть может, особенно наглядный пример в этом смысле — как художник поэтического слова и как художник собственной жизни.

ПРОБУЖДЕНИЕ

В дневнике 1918 года Блок пробует выстроить свои воспоминания об отношениях с Любовью Дмитриевной в хронологическом порядке, но сбивается в различении событий 1899 и 1900 годов.

«Приехали в Шахматове (лето 1899). Я стал ездить в Боблово как-то реже, и притом должен был ездить в телеге (верхом было не позволено после болезни). Помню ночные возвращенья шагом, осыпанные светляками кусты, темень непроглядную и суровость ко мне Любови Дмитриевны». И далее: «К осени я, по-видимому, перестал ездить в Боблово (суровость Любови Дмитриевны и телега). <…> И с начала петербургского житья у Менделеевых я не бывал, полагая, что это знакомство прекратилось».

Любовь Дмитриевна в «Былях и небылицах» относит описанное выше к 1900 году, комментируя: «К разрыву отношений, произошедшему в 1900-м осенью, я отнеслась равнодушно. Я только что окончила VIII класс гимназии, была принята на Высшие курсы…» И потом: «О Блоке я вспоминала с досадой. Я помню, что в моем дневнике, погибшем в Шахматове были очень резкие фразы на его счет вроде того, что “мне стыдно вспоминать свою влюбленность в этого фата с рыбьим темпераментом и глазами…”. Я считала себя свободной».