Александр Блок - [163]
Автор переходит ко второму своему положению. Музыка покинула «цивилизованное» человечество и вернулась в ту стихию, из которой возникла: в народ, в варварские массы. «Поэтому, — заявляет автор, — непарадоксально будет сказать, что варварские массы оказываются хранителями культуры; не владея ничем, кроме духа музыки. Музыка это — дикий хор, нестройный вопль для цивилизованного слуха. Она почти невыносима для многих из нас; она — разрушительна для завоеваний цивилизации; она— противоположна привычным для нас мелодиям об „истине, добре и красоте“. Музыка „варварских масс“ уже заливает потоком старый мир; исход борьбы решен: гуманная цивилизация уже побеждена новым могучим движением.
„Во всем мире звучит колокол антигуманизма… человек становится ближе к стихии; и потому человек становится музыкальнее“.
Блок видит грядущего в мир нового человека: „Человек — животное; человек — растение, цветок; в нем сквозят черты чрезвычайной жестокости, как будто не человеческой, а животной, и черты первобытной нежности — тоже как будто не человеческой, а растительной… производится новый отбор, формируется новый человек: человек— животное гуманное, животное общественное, животное нравственное перестраивается в артиста, говоря языком Вагнера;…человек-артист только и будет способен жадно жить и действовать в открывшейся эпохе вихрей и бурь, в которую неудержимо устремилось человечество“.
„Крушение гуманизма“ — статья парадоксальная, фантастическая и — скажем смело — гениальная. Поразительно совпадение мыслей Блока с концепциями О. Шпенглера. Блок не мог знать знаменитой книги „Гибель Запада“, а между тем его противопоставление „культуры“ и „цивилизации“, взгляд на барокко как на стиль „стареющей культуры“ и на конец XVIII века как на момент замены „культуры“ „цивилизацией“ повторяют основные тезисы немецкого ученого.[96]
Характеристика цивилизации XIX века поражает своей острой выразительностью; предчувствие наступления новой антигуманистической эпохи и гибели человека „гуманного, общественного и нравственного“ — на грани ясновидения. Это новое существо — „человек-животное“ и „человек-растение“, одаренное „нечеловеческой жестокостью“ и стремящееся „жадно жить и действовать“, — действительно появилось в наши дни. Но Блок как пророк видел то, чего он не мог понять как философ. Соблазненный ницшеанской религией музыки, он соединил знаком равенства понятия: культура — музыка — стихия — народные массы. Отсюда его парадоксальное утверждение: „варварские массы — носители культуры“, отсюда — идеализация нового, антигуманного и антиморального человека, глухого к мелодиям об „истине, добре и красоте“. Автор верил, что „человек-животное“ будет ницшевским „сверхчеловеком“, вагнеровским „артистом“. Он не знал, что эта „новая порода“ явит миру звериную морду немецкого фашиста.
Ненависть к буржуазной цивилизации с ее „просветительством“ и позитивизмом ослепляет Блока. Спасаясь от нее, он бросается вниз головой в „стихию“, соблазненный „музыкой“ антигуманизма — Ницше и Вагнера.[97]
Подготовляя к печати статью „Крушение гуманизма“, поэт записывает в „Дневнике“ свои мысли об искусстве. Художник, „посетивший мир в его минуты роковые“, не имеет права запираться в башне „чистого искусства“. „Всякая культура, — пишет он, — научная ли, художественная ли — демонична. Именно чем научнее, чем художественнее, тем демоничнее… Но демонизм есть сила. А сила — это победить слабого, обидеть слабого“ (6 января); Эстетизм есть „пустота, веревка на шее“. Другая запись: „Рождество. Мы с Терещенко в свое время загипнотизировали друг друга искусством. Если бы так шло дальше, мы ушли бы в этот бездонный колодезь; оно — искусство — увело бы нас туда, заставило бы забраковать не только всего меня, но и всё; и остались бы: три штриха рисунка Микель-Анджело, строка Эсхила и всё: кругом пусто, веревка на шее“ (7 января). И третья запись: „Быть вне политики“ (Левинсон). С какой же это стати?.. Нет, мы не можем быть „вне политики“, потому что мы предадим этим музыку… Быть вне политики — тот же гуманизм наизнанку».
В 1919 году Блок переживает тяжелый кризис: в статье «Крушение гуманизма» он прощается с «духом музыки», которым жила его лирика; больше не пишет стихов, больше не чувствует себя художником; окончательно теряет надежду на окончание поэмы «Возмездие». В июле 1919 года он набрасывает предисловие к «Возмездию». «Так как докончить эту поэму едва ли удастся, я хочу предпослать ей рассказ о том, как поэма родилась…».[98]
В конце января 1920 года скончался отчим Блока, Франц Феликсович Кублицкий. Блок сам положил его в гроб и один провожал убогие дроги до кладбища. Чтобы избежать выселения и тратить меньше дров на топку, Блоки переселяются на квартиру Александры Андреевны. Комната, где работает поэт, служит спальней и общей столовой. Днем он странствует по своим «учреждениям», а ночью, когда домашние спят, работает над редактированием сочинений Гейне; за этот год он подготовляет к печати первые два тома и пишет большое предисловие к «Путевым картинам» (первой и второй части), к «Мемуарам» и «Английским отрывкам» Гейне. В литературной коллегии «Всемирной литературы» возникли прения по поводу статьи профессора В. Жирмунского «Гейне и романтизм». Во время спора Блок обвинил Гейне в измене иудаизму. Его реплика вызвала страстный и блестящий доклад А. Л. Волынского. В статье «О иудаизме у Гейне» поэт полемизирует с А. Волынским, указывая на неполноту его анализа христианства. А. Волынский различает в христианском учении четыре элемента: иудейский, ханаано-вавилонский, эллинистический и евангельско-пророческий. Блок, верный ученик Вл. Соловьева, обращает внимание докладчика на пятый элемент, «который лежал во главе угла у иенских романтиков, а также у русских символистов на рубеже XIX–XX столетий и который можно назвать платоновским или гностическим». «Волынский, — пишет автор, — не чувствует гигантской и чисто арийской основы христианства: Веданта, Платон, гностики, платоновская традиция в итальянском Возрождении, иенский романтизм 1787–1801 годов и русский символизм на рубеже XX столетия». В этом споре по поводу Гейне столкнулись две противоположные концепции христианства: иудейская — рационалистическая и эллинская — платоновская. На эту вечную борьбу Иерусалима с Афинами постоянно указывал в своих сочинениях покойный философ Лев Шестов. Знаменательно, что Блок включает в эллинско-платоновскую традицию не только свое творчество, но и всю русскую символическую школу.
Творчества К. В. Мочульского (1892–1948), одного из лучших литературных критиков русской эмиграции, лишь недавно стало доступно российскому читателю. Статьи и рецензии Мочульского, публиковавшиеся в многочисленных периодических изданиях, впервые собраны в одном томе. Книга воссоздает обширную панораму русской литературы XIX — начала XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Гоголь был не только великим художником: он был и учителем нравственности, и христианским подвижником, и мистиком.Историю этого Гоголя мы и пытаемся рассказать, пользуясь как материалами перепиской, религиозно-нравственными сочинениями Гоголя и свидетельствами современников; эстетическая оценка художественных произведений автора «Мертвых душ» не входит в нашу задачу: мы привлекаем их к рассмотрению только как психологические и идеологические документы.
Немногим в истории мировой науки довелось пережить столь тяжкие испытания за свои убеждения, как нашему современнику — советскому исследователю растительного царства планеты и одному из основоположников генетики Николаю Вавилову. Его доброе имя и его научное наследие, известное во всем просвещенном мире, еще полстолетия назад было под запретом в Стране Советов, которой он отдал свой талант и подарил крупнейшую в мире коллекцию растений. Сегодня получили огласку многие факты жизни и гибели Н. И. Вавилова — они нашли достойное место на страницах этой книги.
Книга Николая Сергованцева — научно-художественная биография и одновременно литературоведческое осмысление творчества талантливого писателя-уральца Д. Н. Мамина-Сибиряка. Работая над книгой, автор широко использовал мемуарную литературу дневники переводчика Фидлера, письма Т. Щепкиной-Куперник, воспоминания Е. Н. Пешковой и Н. В. Остроумовой, множество других свидетельств людей, знавших писателя. Автор открывает нам сложную и даже трагичную судьбу этого необыкновенного человека, который при жизни, к сожалению, не дождался достойного признания и оценки.
Книга Н. Трущенко о генеральном секретаре ЦК ВЛКСМ Александре Васильевиче Косареве в 1929–1938 годах, жизнь и работа которого — от начала и до конца — была посвящена Ленинскому комсомолу. Выдвинутый временем в эпицентр событий огромного политического звучания, мощной духовной силы, Косарев был одним из активнейших борцов — первопроходцев социалистического созидания тридцатых годов. Книга основана на архивных материалах и воспоминаниях очевидцев.
В книге рассказывается о Василии Петровиче Алексееве — пламенном большевике, человеке многих ярких дарований, беззаветного в служении революционному долгу, о его роли в создании Социалистического союза рабочей молодежи Петрограда — предшественника Ленинского комсомола, о работе в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, Нарвско-Петергофском райкоме РСДРП(б), в Народно-революционном суде, в ЧК, о том, как он воевал на бронепоезде № 44 имени В. Володарского, работал председателем Гатчинского ревкома.
Книга о выдающемся советском ученом-селекционере академике Павле Пантелеймоновиче Лукьяненко, создателе многих новых сортов пшеницы, в том числе знаменитой Безостой-1. Автор широко использует малоизвестные материалы, а также личный архив ученого и воспоминания о нем ближайших соратников и учеников.
Антонио Сальери известен всем, но главным образом в связи с безвременной кончиной Вольфганга Амадея Моцарта. Благодаря пушкинской трагедии Сальери в России считают завистником, коварно отравившим своего гениального конкурента. А на самом деле он был замечательным композитором, музыкантом и педагогом, оставившим после себя огромное музыкальное наследие. В свое время он был невероятно популярен, успешен и занимал самые высокие музыкальные должности при австрийском дворе. Достаточно назвать имена его учеников: Бетховен, Шуберт, Лист и другие. Окружающие любили Сальери за отзывчивость, доброту и веселый нрав, и у него не было ни малейшего повода завидовать Моцарту, а тем более желать его смерти.