Александр Александрович Богданов - [68]

нашего описания, а предметы “даются”, или, если угодно, “создаются” для нас (т. е. для нашей памяти) только в творческом акте познания. Все данное есть в то же время созданное»[274]. Таким образом Базаров соединил современную эпистемологию с марксистским взглядом на практику. Поэтому неудивительно, что Базаров высказал некоторую озадаченность по поводу того, что он считал реальным изменением в богдановской теории подстановки, от субъективной эвристики к некоей онтологии. Возможно, Базаров посчитал это в каком-то смысле возвратом к «антропоморфизму». Богданов так объяснил свою позицию: «Идея “универсальной подстановки” для меня в том и заключается, чтобы очистить метод подстановки, – который, по-моему, фактически является основным и всеобщим для познания, – от антропоморфизма, как очистилось от него понятие “энергии” в своем развитии из понятия “усилия”»[275]. Базаров в ответ выразил радость по поводу того, «что самый факт эволюции», который, как ему казалось, он увидел в богдановской теории подстановки, «оказался недоразумением»[276].

Организованность реальности

Однако подстановку как возможное основание объективности все еще продолжали обсуждать в группе Богданова. Мария Федоровна Андреева свидетельствует о том, что эта тема была предметом дискуссии на вилле Горького на Капри в начале 1909 года. Она рассказала Богданову, что Вилонов, только что прибывший из России рабочий, «нападал на это слово» [подстановка], в то время как и Горький, и Луначарский (которые спустя несколько лет будут критиковать концепцию Богданова) «его защищали и объясняли»[277].

Сам Богданов вернулся к понятию «подстановка» в своей работе «Философия живого опыта», обширном эссе 1913 года, на которое оказала глубокое влияние его деятельность с рабочими партийных школ на Капри и в Болонье. Пользуясь понятием «всеобщая подстановка», он утверждал, что с его помощью можно манипулировать опытом как на когнитивном, так и на практическом уровнях. Он объяснял свой «социоморфизм» тем, что все когнитивные методы организации опыта в конечном счете зависят от социальных отношений. Кеннет Дженсен, посвятивший книге Богданова монографию, отмечает, что «рассматривая проблему объективности, Богданов имел дело <…> с различными уровнями организации, а не <…> с различными методами организации. Предлагая разобраться с тем, “как группируются элементы опыта”, он предполагал рассмотреть характер продуктов организации, а не сам процесс[278].

В более ранних трудах Богданова по эмпириомонизму был процесс организации; теперь же он обратил свое внимание на факт организации по мере того, как она развивается в мире. Богданов писал: «Такова наша картина мира: непрерывный ряд форм организации элементов, форм, развивающихся в борьбе и взаимодействии, без начала в прошлом, без конца в будущем»[279].

Если объективность оказывается организованной и если считать фундаментальным скорее сам факт организации, а не процесс организации, то совершенно неудивительно, что в конце книги Богданов провозглашает новую всеобщую организационную науку. Основой этой универсальной науки являются формы организации, которые, как замечает Богданов, едины в разных областях. Как писал Дженсен, «прошлый опыт показывает, что существование одних и тех же организационных процессов в самых различных сферах не может быть случайным: их слишком много для случайности и мы должны их выявить. Например, обнаружив волновое движение в органической природе, в низших формах жизни, в обществе, в искусстве и музыке, человек открыл лишь один из огромного числа организационных процессов, выходящих за границы любых областей и уровней опыта <…>. Следовательно, говорит Богданов, мы можем прийти к единственному заключению: “Существуют общие методы и закономерности, по которым самые различные элементы вселенной организуются в комплексы”»[280].

Нет никакого сомнения, что новая организационная наука появилась из монистического взгляда на опыт как объединяющий принцип: в 1913 году это была не столько философия, сколько наука о самой организации, где метод и предмет идентичны. Поэтому Богданов заявил, что такая наука «будет прямой противоположностью философии, которая гораздо менее эмпирична, чем все частные науки»[281]. Дженсен замечает: «Очевидно, Богданов просто хотел подчеркнуть, что философия обобщает опыт, накопленный различными отдельными науками. Как таковая, она является отступлением от непосредственной организации опыта и, таким образом, менее эмпиричной. А “всеобщая организационная наука” <…> в поиске организационных методов, которые можно было бы использовать во всех, самых разнообразных сферах знания, будет, видимо, опираться непосредственно на эмпирическую базу»[282].

В заключении сборника Богданов провозгласил конец философии; на ее место должна была прийти всеобщая организационная наука: «Философия доживает последние дни. Эмпириомонизм – уже не вполне философия, а переходная форма, потому что он знает, куда идет и кому должен будет уступить место. Начало всеобщей новой науки будет положено в ближайшие годы, ее расцвет возникает из той гигантской, лихорадочной организационной работы, которая создаст новое общество и завершит мучительный пролог истории человечества. Это время не так далеко…»