Александр Александрович Богданов - [32]

Богданов верил в марксизм и материалистическое понимание истории, которые отражают взгляд на «внешний» мир, как на множество отдельных вещей, людей и событий, связанных причинно-следственными отношениями. К природной среде относятся так же, как если бы она состояла из независимых частей, используемых группами людей с различными интересами. Раздробленность распространяется и на общество, которое делится на нации, расы, религиозные, политические, экономические, профессиональные группировки. Уверенность в том, что связь между ними можно описывать в рамках случайности или причинно-следственной парадигмы, можно рассматривать как основную причину целого ряда социальных, экологических и культурных кризисов современности.

Индуктивный метод привел Богданова к ключевому вопросу: при бесконечном богатстве материала вселенной и бесконечном разнообразии форм откуда берутся настойчиво, систематически повторяющиеся и возрастающие с познанием аналогии? Признать все их простыми «случайными совпадениями» – значит внести величайший произвол в мировоззрение и даже стать в явное противоречие с теорией вероятностей. Научно возможный вывод один: действительное единство организационных методов, единство их повсюду – в психических и физических комплексах, в живой и мертвой природе, в работе стихийных сил и сознательной деятельности людей. Богданов утверждал, что тектология – это наука, и как наука она «характеризуется, во-первых, способом постановки этих задач – они берутся как организационные (или дезорганизационные); во-вторых, способом их решения – его путь идет через организационный анализ к организационному синтезу. Так как все задачи могут ставиться и решаться таким образом, то она является наукой наиболее общей. Вследствие этого у нее нет своего особого поля: ее поле охватывает области всех других наук, так что они все вместе образуют ее базу, ее необходимую опору, без которой тектология не была бы возможна»[28].

Философия эмпириомонизма оказывается якобы ненужной: психические и физические комплексы, проблема психофизиологического параллелизма, подстановка, сопряжение коллективного и индивидуального опыта и многое другое, что составляло суть эмпириомонизма, – все поглощается обобщающими постулатами тектологии или попросту игнорируется как не заслуживающее внимание новой науки – тектологии. Наука, пишет Богданов[29], «ограничена научными рамками; а “вещи в себе” – понятия философские. И если тектология есть наука, то она обязана изучать только явления, их связь и закономерность, а прочее предоставить философии. Она даже не опровергает этих философских понятий; но в решении ее задач их некуда поместить». Эта наука, считает Богданов, полностью соответствует материалистической онтологии, поскольку является обобщением эмпирических фактов. Но понятия и методологию тектологии как формализованную обобщающую дедуктивную систему Богданов формулировал, основываясь на индуктивном методе, который сам по себе таит еще много неясного и проблематичного. Неясна правомочность перехода от индуктивного ряда к дедуктивной системе, в которой массивы эмпирических фактов обрабатываются в мышлении и языке средствами дедуктивной логики и только поэтому получают законченный и организованный вид. Материалистическая, демокритовская онтология эмпириомонизма и прорезавшаяся сквозь нее идеалистическая, платоновская методология тектологии не могли не вступить в противоречие. Выбор был сделан в пользу науки – тектологии, и философия живого опыта – эмпириомонизм была отброшена. Но так ли это?

Исследователи, изучающие научное наследие Богданова, прекрасно знают, что понять тектологию без знания основ эмпириомонизма весьма сложно, если вообще невозможно[30]. Философские основания эмпириомонизма пронизывают все пласты идей тектологии. Эмпириомонизм и тектология – это двуединая сущность, только в одном облике она предстает как философская эмпирическая система монизма, а в другом – как абстрактная дедуктивная система высокой степени общности. На протяжении многих столетий ученые проводят параллели между знанием, привносимым в виде интуитивного постижения, и знанием, получаемым научной методологией. Обращает на себя внимание явная тенденция сближения этих линий. Причина этого сближения, очевидно, в том, что субъективное, которое всегда было доступно интуитивному постижению или вере, теперь все в большей мере становится объектом научного исследования[31]. На наш взгляд, Богданов на рубеже XIX–XX веков осмысливал фундаментальную проблему соединения в целях познания дискретного и непрерывного, структуры и функции, частей и процессов. Он наметил методологический путь, по которому предстоит идти еще не одному поколению исследователей.

A. Е. Рыбас Актуальность философии эмпириомонизма

Вопрос об актуальности философии Богданова является немаловажным не только для уяснения идей русского мыслителя и его вклада в развитие мировой философии, но и для определения правильных ориентиров интерпретации философской проблематики, нашедшей отражение в его работах. Поэтому неслучайно творчество Богданова стало в последнее время предметом философских дискуссий, в которых принимает участие все большее число исследователей. Можно выделить несколько подходов к актуализации эмпириомонизма.