Александр Александрович Богданов - [149]

.

Хотя в октябре 1920 года был подведен итог дискуссиям в организациях Пролеткульта, Богданов выступил с речью на IX съезде, где говорил о важности объединения усилий каждого и направления их на формирование общего нового сознания, призывая опираться в этом на многовековой коллективный культурный опыт человечества и учиться у великих людей прошлого мудрости. Тем не менее, Политбюро ЦК РКП(б) и Ленин обратили внимание на слова Богданова о том, что ядром программы пролетарской культуры является не новое искусство, а именно «социализация знаний», т. е. пролетарская наука.

После этого началось активное наступление на Богданова, итогом которого стало отлучение ученого. Было объявлено, что богдановская концепция «чистой» пролетарской культуры, создающейся только самим пролетариатом, практически ведет к отрицанию связи между культурой прошлого и социалистической культурой, к обособлению пролетариата в сфере культурного строительства от интеллигенции и крестьянства[883].

Удивительная метаморфоза произошла с идеями Богданова в интерпретации руководителей государства в конце 1920 года, особенно, если учесть, что на самом деле Богдановым было сказано следующее: «Каждый класс имеет свою идеологию, а это значит – свою особую культуру»[884].

Богданов также писал о том, что смена классов является сменой господствующих культурных принципов[885], а оформление класса как самостоятельной активной социальной силы имеет неразрывную связь с его развитием по линии специфического культурного принципа[886]. Так как пролетариат не выработал окончательно свои новые организационные методы, и не оформил свою новую культурную линию, то он обречен на подчинение культуре буржуазного класса[887].

Т. Г. Щедрина Тектология vs Философия: разговор Александра Богданова и Густава Шпета

Густав Шпет и Александр Богданов вместе работали в Институте научной философии (ИНФ)[888]. Шпет как директор, Богданов как действительный член секции систематической философии. Они могли также встречаться у А. В. Луначарского. Оба были с ним дружны, а сестра Богданова стала его женой. Поэтому в данном случае термин «разговор» имеет еще и личностный оттенок.

20 октября 1922 года Г. Шпет прочел в ИНФ программный доклад «Что такое философия?»[889]. «Прения, в которых приняли участие действительный член А. А. Богданов, старшие научные сотрудники Б. Н. Бабынин, В. Р. Эйгес, Б. А. Фохт, П. С. Попов, И. Н. Дьяков, а из публики А. Ф. Лосев и П. И. Иваницкий, действительно состоялись неделю спустя, 27 октября»[890]. Если основываться на протоколах заседаний ИНФ, то о содержании обсуждения можно только догадываться. Но, к счастью, в фонде Шпета сохранились черновые варианты доклада, на оборотах которого он кратко изложил тезисы выступления оппонентов[891]. Среди них оказались и заметки к выступлению Богданова.

Цель данной статьи – реконструировать разговор, который состоялся между Шпетом и Богдановым в 1922 году, основываясь при этом на опубликованных ими к тому времени текстах. Подобная работа необходима нам сегодня не только для того, чтобы знать о содержании той реальной полемики, но и понять ее культурно-исторический смысл. Это позволяет показать целостность русской философии и продемонстрировать актуальность и созвучие методологических установок Г. Шпета и А. Богданова, которые не потеряли своего значения для социально-гуманитарного познания и сегодня.

Прежде всего о докладе Шпета. В этом контексте важно подчеркнуть, что хотя он и базируется на опубликованной работе «Мудрость или разум?»[892], тем не менее октябрь 1922 года это уже не январь 1917-го. И в предложенной Шпетом исторической последовательности развертывания философской мысли как мудрости, метафизики и знания появляются новые существенные уточнения[893]. Для Шпета всегда было важно, а в 1922 году особенно, что философия есть чистое, строгое знание, и ее мастерство состоит в том, чтобы мыслить о мысли как о действительности. Этот тезис он отстаивает в докладе 1922 года.

Шпет начинает с интерпретации понятия «философия»[894]. Оно может быть истолковано как специфический образ жизни, предполагающий мудрость, «учение которой – в том, как надо жить»[895], «Мудрость есть переживание морального порядка и потому – некоторая “добродетель”». Есть и иное истолкование философии. Она может пониматься как знание о жизни и ее условиях, но у каждого своя жизнь, и чтобы возвыситься до общего знания, необходимо абстрагироваться от нее (так возникает метафизика как система мировоззрения). Но есть и еще одно истолкование понятия «философия», которое Шпет находит у Декарта: «…философия обозначает занятие мудростью и… под мудростью понимается не только благоразумие в делах, но также и совершенное знание всего, что может познать человек»[896]. Именно «совершенное знание», подчеркивает Шпет, софия, как мастерство познания, «познание для познания», «страсть к познанию» – это и есть философия как чистое знание, как строгая наука. Причем мудрость, мировоззрение и знание как типы философии не умирают, их можно обнаружить в каждой исторической эпохе.