Александр Александрович Богданов - [136]

Вместе с тем, несмотря на признание первичности процесса трудового и технического приспособления, над которым и выстраиваются идеологические формы, Богданов не раз предупреждает на страницах своих работ об ошибочности их вульгарной интерпретации как «надстройки», не имеющей самостоятельного значения. Несмотря на свою производность от экономических процессов, идеологические формы выполняют важнейшую функцию организации коллективного опыта. Недооценка значимости и роли идеологических форм составляет, с его точки зрения, слабость классической марксистской социологии и политэкономии, устранение которой объявляется одним из основных вызовов времени[768]. Признание важнейшей роли идеологии, тем не менее, не должно приводить и к иной крайности – приданию им самостоятельного статуса, что сам Богданов именует «великим фетишизмом норм», видя в нем своеобразное знамение времени и закономерный итог предыдущего исторического развития («мучительного пролога истории») и предрекая его скорое падение. Раздробление некогда единого коллективного опыта на субъектов, выполняющих исключительно организаторскую или исполнительскую функцию, и делает возможным отрыв и мнимое освобождение идеологических форм от трудовой практики – комплекс идеологических форм приобретает ложную отрешенность и самостоятельность[769]. Несмотря на это, именно «идеологизм» и якобы имеющийся в концепции Богданова отрыв «надстройки» и «базиса» станут в следующее десятилетие одним из наиболее ходовых упреков в адрес мыслителя со стороны формирующегося официального (марксистско-ленинского) дискурса советской философии.

Именно в рамках концепции идеологии как важнейшего организующего приспособления идея пролетарской культуры приобретает свое подлинное значение: создание новых культурных форм оказывается не задачей, продиктованной революционной конъюнктурой и политической повесткой дня, но средством обеспечения фундаментальной антропологической перестройки, объективные условия которой – автоматизация и масштаб фабричного предприятия, преодолевающие раздробленность опыта и приводящие к возрастанию общности его содержания, подготовили капиталистический способ производства. Задача создания пролетарской культуры в таком контексте не только приобретает приоритет по отношению к цели завоевания и удержания пролетариатом политической власти, но и становится единственно возможным залогом успеха в процессе достижения этой цели.

Богдановская концепция пролетарской культуры в пореволюционные годы была достаточно влиятельна: любая другая точка зрения на данный вопрос фактически не могла быть сформулирована иначе, чем через выработку более или менее четкого отношения к теории Богданова. Эта реакция была разнообразной, уже издатель сборника А. А. Богданова «О пролетарской культуре» констатировал «целую радугу мнений»[770]. Не претендуя на исчерпывающую полноту, мы попытаемся кратко охарактеризовать эту палитру, в считанные годы превратившуюся затем по идеологическим соображениям в монохромное изображение, к тому же радикально исказившее оригинал.

Одним из наиболее влиятельных – до известных событий – критиков богдановской концепции культуры являлся Л. Д. Троцкий, затронувший тему пролетарской культуры в сборниках «Литература и революция» и «Культура переходного периода». Отрицательное отношение одного из ключевых руководителей советского государства к этой проблеме было продиктовано несколькими обстоятельствами. Будучи совершенно убежден в дальнейшем шествовании мировой революции и воспринимая настоящее как «привал меж двух боев и походов», Л. Д. Троцкий исходил из абсолютного приоритета политических задач. Грядущая борьба ставила, по его мнению, на повестку дня совершенно иные вопросы, в контексте которых «молекулярный процесс культурного подъема пролетариата», подготовляющего фундаментальные сдвиги в области культуры, был, безусловно, важен, но не обладал актуальной значимостью. Но, главное, исходя из временного характера пролетарской диктатуры, Л. Д. Троцкий ставил под сомнение саму необходимость создания собственно пролетарской культуры: эпоха мировой революции, когда все лучшие силы следует бросить на политическую борьбу, должна смениться социалистическим строем, культура которого уже не может и не будет иметь классового характера. Настоящая задача заключается, таким образом, в овладении ключевыми элементами старой культуры, закладывании основ всечеловеческой, бесклассовой культуры, что поможет в будущем, после победы мировой революции, проложить дорогу новой, социалистической культуре[771].

Менее однозначную позицию по отношению к концепции Богданова занимал другой представитель высшего эшелона советской власти – Н. И. Бухарин. В отличие от Троцкого, признавая значимость, актуальность и своевременность задачи создания новой, пролетарской культуры, Бухарин, тем не менее, полагал, что А. А. Богданов исходит из ошибочной точки зрения на соотношение культурных и политических преобразований, недооценка значимости последних приводит его к меньшевистской позиции[772]. Бухарин, в свою очередь, предпринял попытку теоретически обосновать принципиальную невозможность вызревания пролетарской культуры в рамках капитализма и тем самым необходимость диктатуры рабочего класса как важнейшего условия создания пролетарской культуры. Он настаивал, что тезис о полном вызревании предпосылок революционной ситуации в рамках предыдущей общественно-экономической формации является шаблоном, схемой, объясняющими слом феодальных отношений и буржуазную революцию, но не применимыми из-за специфики капитализма к революции социалистической. Европа Нового времени не характеризовалась тотальным доминированием феодальных отношений: наряду с земельной аристократией возник и развивался город, где господствовала буржуазия, причем последняя не эксплуатировалась помещичьим классом, а представляла собой относительно независимую экономическую, политическую, культурную силу, что позволило ей сформировать собственную развитую культуру, ставшую затем предпосылкой и основой Французской буржуазной революции. В случае с капитализмом ситуация, по мнению Н. И. Бухарина, иная, так как пролетариат эксплуатируется буржуазией, является «культурно-угнетенным классом», что не позволяет ему развиться должным образом в рамках капиталистического строя: «неэксплуатируемая буржуазия могла быть уже в лоне феодализма культурно выше того класса, который она затем свергла; наоборот, экономически эксплуатируемый пролетариат не может в пределах капитализма стать культурно выше, чем господствующая буржуазия, которую ему приходится свергать»