Александр Александрович Богданов - [118]

.

Кроме того, выступление Ленина против философских воззрений Богданова было для него важно в свете планировавшегося им сближения с Плехановым для создания своего рода «фракции центра», которая была оформлена на «Объединительном» пленуме ЦК в январе 1910 года. Именно так впоследствии оценивал ленинскую книгу Богданов: «В 1909 г. он заключал союз с Плехановым, против “оппортунизма” которого раньше ожесточенно воевал, и, как залог этого союза, дал свою философскую книгу. Она была, в сущности, политическим действием, и критики – я в том числе – были, может быть, неправы, прилагая к ней научно-философскую мерку. Просто надо было пожертвовать старыми друзьями, чтобы закрепить связь с новыми; а чтобы заглушить поднимавшиеся в душе сомнения, понадобилось много, очень много страниц, цитат, имен, крика… средства самооглушения и самогипноза»[676].

Как уже отмечалось, на наш взгляд, философские разногласия использовались лишь как прикрытие в политической борьбе, и не они были первопричиной раскола. Недаром, даже в 1908 году Ленин писал Горькому, что хотя «некую драку между беками по вопросу о философии» он считает «совершенно неизбежной», «но раскалываться из-за этого было бы… глупо» так же, как было бы «непростительной глупостью» «мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм». Поэтому «подраться из-за философии» нужно так, чтобы «“Пролетарий” и беки, как фракция партии, не были этим задеты»[677].

В философской дискуссии Ленина и Богданова был, на наш взгляд, и еще один весьма серьезный аспект, на который обратил внимание Богданов в своем ответе на «Материализм и эмпириокритицизм», который он не случайно назвал «Вера и наука». Разбирая ленинскую критику в свой адрес, он справедливо обратил внимание на «главный мотив», повторяющийся на всем протяжении ленинской книги, – это «борьба за идею абсолютной и вечной истины, борьба против принципа относительности всякого познания». «Во всей путанице трех различных концепций абсолютной истины у нашего автора, – пишет Богданов, – неизменно звучит один и тот же мотив – требование остановки научного познания на известном пункте, декретирование невозможности идти далее, если не в целом, то хоть в его частях, если не в исследовании, то в методе… Всюду статика, опирающаяся на веру, объект которой – абсолютное»[678].

По мнению Богданова, главная проблема этого подхода вовсе не в тех философских идеях, которые он порождает (хотя с ними он аргументировано спорит на всем протяжении своей работы), а в том складе мышления, характере мировоззрения, отражением которых он является. Приведя высказывание Ленина «“Единственный вывод из того, разделяемого марксистами, мнения, что теория Маркса есть объективная истина, состоит в следующем: идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем прийти ни к чему, кроме путаницы и лжи” (стр. 160)», Богданов справедливо замечает: «…главным выводом из этого (признания “метода, заключающегося в исторической теории Маркса” абсолютным. – А. М.) делается формальное идеологическое запрещение искать других точек зрения, – утверждается, что никогда никакие другие методы ни к чему, кроме путаницы и лжи привести не могут»[679]. Но ведь это же фактически запрет на развитие марксизма, возведение в абсолют марксовых взглядов без оглядки на то, что в изменившихся условиях они могут и должны быть скорректированы.

Кроме того, возведение взглядов Маркса и Энгельса в абсолют, а их самих фактически в ранг пророков абсолютной истины свидетельствует об авторитарности мышления Ленина, для которого ссылка на авторитет классиков является достаточным доказательством истинности того или иного положения. В результате книга «Материализм и эмпириокритицизм» оказывается переполнена бесконечным количеством цитат и ссылок на высказывания самых разных авторов, чем Ленин старается убедить читателя в своей правоте. Однако стремлением подкрепить свою мысль авторитетом других авторов Ленин лишь еще раз демонстрирует авторитарность своего мировоззрения, которая вкупе с верой в непогрешимость «пророков» является признаком религиозного характера мышления, основанного не на науке, а на вере.

Какое же практическое значение имели эти особенности ментальности Ленина, о которых, по мнению Богданова, свидетельствовала его философская книга? Прежде всего они проявились в его манере полемики и нетерпимом отношении к своим оппонентам, в стремлении «подавить и уничтожить» противника в самом зародыше. При этом речь шла «не просто о грубой властности характера – недостатке, который может быть уравновешен и исправлен влиянием товарищеской среды», по словам Богданова[680]. Гораздо важнее, что следствием авторитарности Ленина был тот идеал централизованной партии во главе с непререкаемым лидером с жестко выстроенной властной вертикалью и подчинением рядовых членов руководству, который он неуклонно проводил в жизнь. В этой схеме не было места свободным дискуссиям о дальнейших путях развития организации, сменяемости лидеров и развитию инициативы снизу, которые являются элементами демократического устройства.