Album Romanum: коллекция переводов - [7]

О та, что и без слов привыкла понимать,

О женщина! Когда, с заботой и участьем

Она порою в лоб целует нас, как мать.

* * *

Надежда вновь блестит соломинкой в сарае,

Хватайся за нее, не думай о былом.

Бьют полдень. Спи. Оса кружится над столом,

А ты все ждешь, свой лоб руками подпирая.

Ах, бледная душа, и столько лет спустя

Ты не устала ждать. Бьют полдень. Это снится.

Пей! Вот вода, и жди. А я, сомкнув ресницы,

Забормочу сквозь сон, как кроткое дитя…

Бьют полдень. Ах, мадам, уйдите, ради бога,

Пусть он еще поспит, да-да, еще немного…

И гул ее шагов все чудится ему.

Как камушек из рук сквозь брызнувшие слезы,

Надежда падает в таинственную тьму…

Когда же зацветут сентябрьские розы!

Анри де Ренье

Листва

Счастливая пора грядет, животворя,

И все короче тень, и редко непогода,

Сверкая, омрачит сиянье небосвода,

И с каждым днем светлей вечерняя заря.

И амбру белую, и гроздья янтаря,

И пурпур глянцевый обильная природа

К плечам и к наготе раздвоенного плода

Склоняет, как дары к подножью алтаря.

И тянутся к листве по руслам волокнистым

Подземные ключи, чтоб сумраком тенистым

Пролиться в марево пылающего дня.

И в тихом шелесте садов благословенных

— Ты слышишь? — плещутся, прохладою маня,

Незримые струи фонтанов сокровенных.

Отпечаток

Пускай мне не дано в сверкающем металле

Навек запечатлеть свой профиль или фас,

Ведь боги все равно не каждому из нас

Оставить на земле свой след предначертали.

Я изваял свой лик на глиняной медали,

Где трещины легли морщинами у глаз,

Дополнив мой портрет. И странно, всякий раз

Я замечаю в нем все новые детали.

Ах, все пройдет, но я, зажмурившись, в тоске

Оставить от себя желаю на песке

Под гулкий рокот волн, задумчивый и мерный,

Свой оттиск призрачный, бегущий в никуда,

И в нем — лицо мое, чей слепок эфемерный

С волной нахлынувшей растает без следа.

Садовый вор

Поскольку местный фавн, хитрюга и обжора,

Крал мед и виноград, хозяева садов,

Желая оградить плоды своих трудов,

Решили проучить бессовестного вора.

Лишь я не одобрял такого приговора,

Принципиальный враг капканов и кнутов,

Однажды, затаясь в саду среди кустов,

Я за ухо схватил воришку у забора.

Врасплох застигнутый, бедняга испугался,

Он был рыж, волосат, и совсем не брыкался,

Виновато скуля, он кривлялся как мог.

И когда я его, проведя за ограду,

Отпустил — он задал стрекача со всех ног —

Только топот копытец пронесся по саду.

Пленница

Ты бросилась бежать, проворна и легка,

Дав мне пощечину за дерзкое вторженье,

Твой слишком гордый нрав не вынес униженья,

Когда тебе на грудь легла моя рука.

Беги же, так и быть, беда невелика,

Но знай — тебя найдет мое воображенье,

Ибо мой быстрый взор, сковав твои движенья,

Тебя уже пленил, отныне — на века!

В том месте, где сейчас стояла ты, нагая,

Я глыбу мрамора воздвигну, дорогая,

И, сняв за слоем слой отточенным резцом

Тяжелую кору со статуи холодной,

Я обнажу твой стан, прекрасный и бесплодный,

И вновь упьюсь твоим разгневанным лицом!

Хорхе Луис Борхес

Роза и Мильтон >{16}

О розы, безымянные в веках,

Уходят в вечность ваши поколенья,

Я лишь одну спасаю от забвенья

В нетленных поэтических строках!

Да не иссушит ветра дуновенье

Росу на благовонных лепестках

Последней розы, что держал в руках

Слепой поэт, о скорбное мгновенье!

Тот сад, где розы Мильтона цвели,

Уже, быть может, стерт с лица земли,

Лишь над одной я отвратил угрозу.

Пусть это самый хрупкий из цветков!

Я воскресил из темноты веков

Глубокую, невидимую розу.

Эдипова загадка >{17}

О четырех ногах он в час рассвета,

Двуногий днем, а вечером трехногий,

Кто этот зверь, единый и премногий?

Бесстрастный сфинкс от смертных ждал ответа.

Мы суть Эдип. Он, к зеркалу прильнувший,

Есть тот, кто разгадал в отображенье

Чудовищного монстра — отраженье

Своей судьбы, его не обманувшей.

В эдиповой загадке, как в кошмаре,

Плодятся формы триединой твари,

Сплошной и непрерывной, как мгновенье.

Ваятель этой формы многоликой

Нам ниспослал из милости великой

Спасительный, бесценный дар забвенья.

Everness >{18}

Одной лишь только вещи нет — забвенья,

Господь, спася металл, хранит и шлаки,

И плевелы исчислены, и злаки,

Все времена — и каждое мгновенье.

Все обратимо: сонмы отражений

Меж двух зеркал рассвета и заката

Хранят следы твоих отображений

И тех, кто отложились в них когда-то.

Любая вещь останется нетленной

В кристалле этой памяти — вселенной,

Где мыслимы любые расстоянья.

Ты здесь бредешь по долгим коридорам,

Не знающим предела. За которым

Увидишь Архетипы и Сиянья.

Пробуждение

И прянул свет! Кружась в сознанье спящем,

Обрывки снов к былому сну восходят,

И вещи неминуемо находят

Свои места в постылом настоящем.

Мне грезились: миграции сквозь время

Птиц и народов, орды, легионы,

Рим, Карфаген, руины, казни, троны,

Всех прошлых лет мучительное бремя!

А вот и возвращается сегодня:

Мое лицо, мой голос, ноги, руки,

Цвета и формы, запахи и звуки,

И память — наказание Господне!

Довольно снов! В одном из пробуждений

Увидишь мир без этих наваждений.

Religio Medici, 1643 >{19}

Спаси меня, о Господи. (Взываю

К тому, чье имя — звук пустой, и все же,

Как если бы Ты слышал это, Боже,

Лишь на Тебя с надеждой уповаю.)

Дай мне защиту от себя. Об этом

Тебя просили Браун, Монтень, а также

Один испанец. Господи, вот так же,