Альбуций - [32]
Входит Альбуций, он также опускается на ложе.
— А вот и Юний, — говорит Вицерий.
Юний Галлион, войдя, сбрасывает галльский плащ и протягивает его Полии, которая в свою очередь отдает его рабу.
— Мне бы немного снежку в вино, — просит Вицерий.
Атерий вытирает заплаканные глаза.
— Вы читали последние стихи Публия Вергилия?
— Они никуда не годятся, — отвечает Юний.
— Хуже того, — всхлипывая, добавляет Квинт Атерий.
— Гражданская война куда ужаснее войны с внешним врагом, — заявляет Вицерий.
— Отчего? — спрашивает Альбуций.
— Все войны во благо, — говорит Полия, — в том смысле, что они отвлекают мужчин от женщин и от ненависти к женщинам.
— Помолчи, дочь моя, — приказывает Альбуций.
— Гражданские войны ужасны тем, что противники говорят на одном языке.
— Какое отношение имеет общий язык к жажде убийства?
— Благодаря ему сразу становится ясно, какая глупость заставила людей схватиться за оружие.
— Умолкни, Атерий. И убери с глаз свой платок. Слезы и стенания вовсе не свидетельство глубокой скорби.
— Позвольте мне сформулировать свое несогласие по поводу войн. Люди не могут обойтись без крови, без голода и без насилия. Иначе они не были бы людьми. Я предпочитаю гражданские войны пограничным, — говорит Юний Галлион.
— Верно, оттого, что эти первые избавляют от передвижений, — замечает Альбуций.
— А вы предпочли бы семейные войны гражданским?
— Разве мои предпочтения помогут развязать их?
— В общем, когда согласия нет, то его и не будет, — заключает Альбуций.
— Иначе вы предпочли бы внешние войны гражданским, а гражданские — семейным, — говорит Вицерий.
— Нет, я не питаю никаких иллюзий.
Смолкнув, Альбуций знаком велит подавать еду. Он слегка мрачнеет. Говорит Полии:
— Что за скверное вино.
— Но я приказала налить из старых запечатанных амфор, — оправдывается Полия.
— Возьми справа, у входа, — со вздохом велит ей отец.
— Сейчас пошлю...
— Нет, сходи-ка сама, дочь моя.
Все приумолкли. Снаружи доносится птичий щебет. Нарушив тишину, Альбуций спрашивает:
— Вы слышите?
— Это воробей.
— Это дрозд.
— Это самка дрозда. — И он добавляет: — Nocte quomodo hostem civemque distinguam? (Как различить в ночной тьме врага и соотечественника?)
— Dissidemus quia nimium similes sumus (Раздоры происходят оттого, что мы слишком схожи),— отвечает Юний Галлион.
Вицерий говорит:
— Побежденным удается бежать, изгнанным — скрыться, потерпевшим кораблекрушение — спастись вплавь. Но никому еще не удалось уберечься от смерти.
— Так же как ни одной птице не уберечься от пения, — добавляет Альбуций.
— Твой сад полон дроздов. И эта новая скала в саду — прекрасна. Сад — это ведь тоже некий язык. И вот лукавые дрозды хитро подражают пению жаворонков и щебету ласточек.
— Сад не язык. А птичье пение не музыка. Дрозды, если их вспугнуть, издают звуки столь же скупые, сколь и чистые.
— И тогда из их горла льется торжествественная песнь.
А Квинт Атерий все твердил, обливаясь слезами:
— Ab armis ad arma discurritur (Повсюду войны сменяются войнами). Сыновья гибнут, а их отцы переживают детей.
— О войне скорее можно сказать то, что Вицерий говорил о вспугнутых дроздах: это желание убить или выжить столь же порочно, сколь скупо и чисто. Речь лишает нас всего и дарит все, что существует на свете. Война отнимает у нас общество немногих друзей. И мир от этого становится куда шире.
— То, что сказал Альбуций, звучит бессердечно, — замечает Атерий.
— Нет, просто вы меня не слушаете. Мир становится гораздо шире, а вместе с ним и свет сияет гораздо более ярко — хотя и тщетно.
— Это правда, — соглашается Квинт Атерий.
— Такое продолжение звучит вполне достойно. И все же я не понимаю, зачем ты высказываешь такие мысли, — говорит Юний Галлион.
— Я хочу сказать, что едва мы перестаем называть их имена, как безмолвие делается еще более безмолвным. Одна лишь маленькая дроздиха печально щебечет над мертвой цикадой.
— Мой сын мертв.
— Это не твой сын, это бело-коричневая самка дрозда.
— Оба моих сына мертвы.
— У меня и вовсе не было сыновей. А дочери мои, за неимением мужчин, остались бездетными. У меня не будет потомков.
— Небытие все же лучше, нежели зеленое яйцо с красными прожилками.
— Когда уж кончится война?
— Когда наконец уйдет Октавиан?
Юний Галлион знаком восстанавливает тишину и начинает декламировать:
— Foeda beluarum magnitudo, immobile profiindum... (Ужасны чудища своей огромностью, недвижна бездна...)
— Когда же мы вновь обретем свободу? — вопросил Вицерий, встав и подойдя к чадящей жаровне.
— Мы не обретем свободу, — откликнулся Альбуций.
— Люди, утратившие свободу, защищают ее с меньшим пылом, нежели те, кто, вовсе не изведав свободы, стремится ее завоевать.
Квинт Атерий, утерев глаза полою тоги, сказал:
— Следует описать тем, кто будет жить после нас, всех людей, чьи страдания невозможно измерить, о множестве которых можно только скорбеть, но кто достоин порицания за то, что безропотно покорился своим угнетателям и не восстал, попав в рабство.
Вицерий поворошил угли короткой железной палочкой. Затем вернулся на ложе. И сказал:
— Цестий утверждает, будто Цицерон был неучем.
Паскаль Киньяр — блистательный французский прозаик, эссеист, переводчик, лауреат Гонкуровской премии. Каждую его книгу, начиная с нашумевшего эссе «Секс и страх», французские интеллектуалы воспринимают как откровение. Этому живому классику посвящают статьи и монографии, его творчество не раз становилось центральной темой международных симпозиумов. Книга Киньяра «Тайная жизнь» — это своеобразная сексуальная антропология, сотворенная мастером в волшебном пространстве между романом, эссе и медитацией.Впервые на русском языке!
Паскаль Киньяр – один из крупнейших современных писателей, лауреат Гонкуровской премии (2002), блистательный стилист, человек, обладающий колоссальной эрудицией, знаток античной культуры, а также музыки эпохи барокко.После череды внушительных томов изысканной авторской эссеистики появление «Виллы „Амалия"», первого за последние семь лет романа Паскаля Киньяра, было радостно встречено французскими критиками. Эта книга сразу привлекла к себе читательское внимание, обогнав в продажах С. Кинга и М. Уэльбека.
Coca-Cola, джинсы Levi’s, журналы Life, а еще молодость и джаз, джаз… Тихий городок на Луаре еще не успел отдохнуть от немцев, как пришли американцы. В середине XX века во Франции появились базы НАТО, и эта оккупация оказалась серьезным испытанием для двух юных сердец. Смогут ли они удержать друг друга в потоке блестящих оберток и заокеанских ритмов?Паскаль Киньяр (1948), один из крупнейших французских писателей современности, лауреат Гонкуровской премии, создал пронзительную и поэтичную историю о силе и хрупкости любви.
Паскаль Киньяр — один из наиболее значительных писателей современной Франции. Критики признают, что творчество этого прозаика, по праву увенчанного в 2002 году Гонкуровской премией, едва ли поддается привычной классификации. Для его образов, витающих в волшебном треугольнике между философским эссе, романом и высокой поэзией, не существует готовых выражений, слов привычного словаря.В конце IV века нашей эры пятидесятилетняя патрицианка, живущая в Риме, начинает вести дневник, точнее, нечто вроде ежедневника.
Паскаль Киньяр – один из крупнейших современных европейских писателей, лауреат Гонкуровской премии (2003), блестящий стилист, человек, обладающий колоссальной эрудицией, знаток античной культуры и музыки эпохи барокко.В небольшой книге Киньяра "Все утра мира" (1991) темы любви, музыки, смерти даны в серебристом и печальном звучании старинной виолы да гамба, ведь герои повествования – композиторы Сент-Коломб и Марен Марс. По мотивам романа Ален Корно снял одноименный фильм с Жераром Депардье.
Паскаль Киньяр — блистательный французский прозаик, эссеист, переводчик, лауреат Гонкуровской премии. Впервые на русском языке роман Киньяра «Carus, или Тот, кто дорог своим друзьям», получивший Премию французской критики.Действие романа происходит в 70-х годах прошлого века. Герой романа — музыкант А., страдающий тяжелой депрессией. Но его жена и пятеро друзей — старый коллекционер-букинист, торговец китайскими раритетами, преподаватель-филолог, женщина — музыкальный критик, знаток грамматики — ярый защитник чистоты языка — трогательно заботятся о нем, стараясь вернуть А.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».