За два года до этого Эйнштейн написал бельгийской королеве-матери: «Странное дело — старость: постепенно теряется внутреннее ощущение времени и места; чувствуешь себя принадлежащим бесконечности, более или менее одиноким сторонним наблюдателем, не испытывающим ни надежды, ни страха». Через девять месяцев Эйнштейн сформулировал свое отношение к страху перед смертью словами, которые воскрешают в памяти взгляды древнеримского поэта Лукреция, рассуждавшего о свойствах атомов:
«Думать со страхом о конце жизни, в общем-то, свойственно человеку. Это одно из тех средств, которое использует природа для сохранения жизни видов. Если подойти к этому рационально, то страх перед смертью оказывается наибрлее иррациональным изо всех страхов, ибо тот, кто умер, или тот, кто еще не родился, ничем не рискует. Короче, страх перед смертью — это глупость, но он существует, и с этим ничего не поделаешь».
И вот, когда настал его черед, Эйнштейн без страха, даже с вызовом смотрел смерти в лицо. Он был спокоен, не волновался и был готов уйти в последний путь. Спокойно, с присущим ему юмором он говорил о своих делах и о науке, с некоторой грустью — об Америке и о слабой надежде на мир на земле. Так провел Эйнштейн свои последние часы. В воскресенье вечером он заснул, а 18 апреля 1955 г., через час с небольшим после полуночи, произошел разрыв стенки аорты, и сердце Эйнштейна перестало биться.
Более чем за два века до этого, когда умер Ньютон и весь мир скорбел об утрате, тело его было выставлено в торжественной обстановке для прощания, а прах с королевскими почестями погребен в Вестминстерском аббатстве в сердце Лондона, рядом с прахом величайших сынов Англии.
Когда умер Эйнштейн, тоже скорбел весь мир. Но Эйнштейн попросил, чтобы у него не было ни похорон, ни могилы, ни памятника. Тихо, в присутствии лишь самых близких, его тело было предано кремации близ Трентона в штате Нью-Джерси. В соответствии с пожеланием самого Эйнштейна способ захоронения праха был сохранен в тайне от всех. Не должно было остаться никакого места на земле, пусть даже самого скромного, которое можно было бы превратить в святыню. Но река по имени Время продолжала свое течение и несла его прах, где бы он ни был, к великому океану, на берегу которого играл когда-то и Ньютон.
