Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь - [54]

Когда Прусская Академия наук готовилась исключить Эйнштейна из своего состава, ему предъявили обвинение в том, что он распространял за границей лживую информацию о Германии. После опровержения Эйнштейном этих обвинений они были взяты назад. Характер и дух тогдашней переписки Эйнштейна с Академией проявляется в следующем отрывке из его письма от 12 апреля 1933 г.:　

«Вы далее упомянули о том, что если бы я со своей стороны выступил бы со „свидетельскими показаниями“ в защиту „немецкого народа“, то это произвело бы большое впечатление за границей. На это я отвечу, что выступить с тем заявлением, о котором Вы говорите, означало бы предать все те понятия справедливости и свободы, за которые я ратовал всю свою жизнь. Вопреки тому, что Вы говорите, подобное заявление пошло бы не на пользу немецкому народу, а лишь было бы на руку тем, кто пытается подорвать идеи и принципы, завоевавшие немецкому народу почетное место в цивилизованном мире. Выступив с подобным заявлением, я бы способствовал, пусть даже косвенным образом, падению нравов и уничтожению всех существующих культурных ценностей».　

В те страшные дни многие члены Академии позволили себе заразиться «анти-эйнштейновской» лихорадкой, свирепствовавшей по всей стране. Многие, но не все. Устоял Лауз. Устоял Нернст. Устоял Планк. Более того, на пленарной сессии Прусской Академии наук, которая состоялась 11 мая 1933 г., через несколько недель после выхода из нее Эйнштейна, Планк сделал следующее смелое заявление:　

«Я полагаю, что выражаю мысли как моих коллег по Академии, так и подавляющего большинства немецких физиков, когда говорю: господин Эйнштейн не просто один из многих выдающихся физиков; наоборот, господин Эйнштейн — это физик, чьи работы, опубликованные нашей Академией, были столь большим вкладом в физическую науку нашего столетия, что значение его можно сравнить только с достижениями Иоганна Кеплера и Исаака Ньютона…»　

В те опасные времена нелегко было Планку сделать такое заявление. Всю свою жизнь он неизменно отдавал должное Эйнштейну, но этот случай, безусловно, заслуживает особого упоминания. Даже в эпоху господства нацизма Планк говорил правду, какой он себе ее представлял, и однажды Гитлер, разъярившись, прямо в лицо Планку сказал, что только преклонный возраст спасает того от концентрационного лагеря.　

В апреле 1933 г. Эйнштейн вышел из Баварской Академии (он был ее членом-корреспондентом). При этом он заявил: «…Ученые общества Германии, насколько мне известно, стали молчаливыми свидетелями того, как значительную часть немецких ученых, студентов и преподавателей в Германии лишили возможности работать и добывать себе средства к существованию. Я не имею ни малейшего желания принадлежать к любому ученому обществу, способному, пусть даже под давлением извне, вести себя подобным образом».　

Это было до появления лагерей смерти. Но Эйнштейн уже был потрясен тиранией наци, приходил в ужас от опасности, угрожающей цивилизации со стороны вооружающейся до зубов тоталитарной Германии, готовой к войне и жестоким репрессиям. Всю свою жизнь Эйнштейн был откровенным пацифистом; вспомним его прямолинейные заявления 1928 и 1929 гг. — ведь они являют собой лишь несколько примеров его многочисленных страстных, бескомпромиссных заявлений в защиту пацифизма и пацифистских организаций во всем мире. Теперь же в Ле Кок-сюр-Мер Эйнштейн столкнулся с серьезной моральной дилеммой: после долгих душевных терзаний он пришел к решению, представлявшемуся ему наименьшим из двух зол. 20 июня 1933 г. к Эйнштейну обратились с просьбой высказаться в поддержку двух бельгийцев, отказывающихся от несения военной службы, и он обнародовал свое решение: «То, что я скажу, крайне удивит вас… Представьте себе оккупацию Бельгии нынешней Германией. Все будет значительно хуже, чем в 1914 г., хотя и тогда было достаточно плохо. Вот почему должен откровенно сказать вам: если бы я был бельгийцем, я бы в данной ситуации не отказался от военной службы; более того, я бы охотно пошел в армию с верой в то, что тем самым я помогаю спасению европейской цивилизации. Это не значит, что я отказываюсь от своих прежних принципов. Я совершенно искренне надеюсь, что еще наступит такое время, когда отказ от военной службы вновь станет действенным способом служения делу прогресса человечества».　

Это заявление вызвало замешательство в рядах пацифистов во всем мире. Эйнштейн превратился в их глазах в вероотступника: он предал их общее дело. Но в 1935 г. он сказал: «В такие времена, как теперь, любое ослабление демократических стран, вызванное политикой отказа от военной службы, было бы равносильно измене цивилизации и человечеству». Несмотря на острую критику со стороны пацифистов всего мира, Эйнштейн продолжал проводить свою новую линию; да и другие известные пацифисты, в том числе Бертран Рассел, тоже отказались от пацифизма.　

В июне 1933 г. Эйнштейн поехал в Англию; в Оксфорде он прочел спенсеровскую лекцию. Она называлась «0 методе теоретической физики». С мудростью, выкристаллизовавшейся с годами, Эйнштейн подчеркивал, что «понятия и фундаментальные законы, лежащие в основе теоретической физики, — это свободные творения человеческого разума» и что они «образуют неотъемлемую часть теории, которая не поддается рациональной трактовке». Эйнштейн еще несколько раз выступил в Англии с научными докладами, после чего возвратился в Ле Кок. В конце лета 1933 г. Эйнштейн вновь в Англии. Он останавливается в Кроме, где пребывает в относительном уединении; потеряв счет дням, он увлеченно погрузился в работу. Вскоре он скажет, что идеальной для физика-теоретика была бы работа смотрителя маяка. Его письма из Крома показывают, что по крайней мере для Эйнштейна это было бы именно так. Он писал: «Здесь так спокойно: теперь я понял, как я бываю обычно завален делами». И еще: «Здесь я действительно наслаждаюсь покоем и уединением. И мыслишь и чувствуешь себя значительно лучше». В Англии Эйнштейн вел неофициальные беседы с важными государственными деятелями, в том числе с Черчиллем, об угрозе перевооружения Германии. А 3 октября 1933 г. Эйнштейн выступил на многолюдном митинге в поддержку основанного такими людьми, как, например, Резерфорд, Британского комитета помощи ученым — беженцам из нацистской Германии.