Алая нить - [10]

Тюремщик не торопится продолжать разговор, изучает Соню. Девушка продолжает выводить на бумаге поздравительные тексты, рот приоткрыт, кончик языка высунут наружу, лоб блестит легкой испариной – работа нелегкая. Кажется, заключенная полностью поглощена своим занятием. Но это не так. Начальник отлично видит скованную спину, словно ожидающую удара, красные, будто напряженные, уши, внимающие каждому его движению, каждому шороху. Соня чувствует, что «индюк» великолепно это понимает. Специально испытывает ее терпение: подходит к зарешеченному окну, поливает два сиротливых кактуса, постукивает по стеклу. Меряет комнату тяжелыми шагами, натужно кашляет, брызжа слюной, наверное, специально сцепив руки за спиной. С грохотом открывает дверь, выглядывает в коридор. Соня не видит его лица, но почему-то уверена, что озирается он скорее испуганно, чем грозно.

Девушка откладывает готовую открытку, тянется за следующей. Начальник тюрьмы наконец возвращается за стол и осторожно опускается на возмущенно пискнувший стул. Молчит, смотрит на Соню с прищуром. Она поднимает голову и отвечает внимательным колким взглядом.

– Так вот, – хмыкает «индюк». – Предложение у меня к тебе, значит, Зырянская.

– Это вы уже говорили.

– Не перебивай!

– Что я говорил? Ах, да. Понимаешь, дело, как говорится, сугубо личное и глубоко конфиденциальное. Так что не вздумай его за пределы этого кабинета выносить! Не то… В общем, сама понимаешь. Ясно?

– Более чем, – усмехается девушка.

– Прекрасно. Значит, я могу продолжать. Ты, Зырянская, как к родственникам относишься?

Соня пожимает плечами.

– Не знаешь? А я вот тебе сейчас скажу. – Начальник тюрьмы роется в стопке наваленных на столе бумаг, вытаскивает картонную папку. – Информация, Зырянская, – великая вещь. Навел справочку, положил документик в личное дело до поры до времени, а потом при надобности заглянул и все по полочкам разложил, все разузнал про нужного человечка. Ты уж не обессудь, но твое досье я изучил и даже кое-чего в него добавил. Так вот, к родственникам ты, Зырянская, относишься плохо. Из рук вон плохо!

Соня изумленно вскидывает брови. «Интересно, какие факты моей биографии заставили этого козла сделать такой вывод?»

– Вот смотри.

Пошуршав бумажками, тюремщик вытаскивает из папки нужный листок и начинает читать, отставив бумагу на внушительное расстояние от глаз.

«Заказал бы себе очки, что ли. Наверное, боится. Стекла увеличат глаза, и хитрость с изворотливостью смогут просочиться наружу».

– Зырянская Софья Михайловна, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения. Место рождения – город Москва. Это ты?

Кивок.

– Замечательно. Едем дальше. Родители: Колыванова Ольга Дмитриевна и Зырянский Михаил Вениаминович, в разводе с июня восьмидесятого года. Верно?

Кивок.

– С этого времени и до достижения семилетнего возраста девочка проживала и воспитывалась у бабушки Коноваловой Марии Алексеевны в селе Тарасовка Московской области. Возражений нет?

Молчание.

– Далее. В семь лет возвращена матери, и после этого у бабушки не появлялась ни разу.

– Бабушка умерла через два года после того, как меня забрали.

«Индюк» снова копошится в бумагах, потом нехотя соглашается.

– Действительно. Но не в этом суть. Даже за два года девочка не нашла ни времени, ни желания навестить старушку, положившую все силы на ее воспитание.

– Там так и написано?

– Где? Что?

– «Девочка не нашла ни времени, ни желания».

– Здесь написано, что не приезжала.

– А может, не привозили. Девочке было восемь лет.

– Девочка легко уехала к матери и о бабушке даже не вспоминала.

– С чего вы взяли?

– Что?

– Что не вспоминала.

– А что, вспоминала?

Соня не собирается исповедоваться. Смотрит зло, напряженно.

– Девочка прожила с бабушкой шесть лет и все же уехала к матери.

– Все дети хотят жить с матерью.

«Господи! Какой идиот! И чего ему от меня надо?»

– Да? – неожиданно радуется начальник тюрьмы. – Тогда разрешите узнать, почему же ваше желание изменилось и вы не последовали за своей любимой мамой и ее новым мужем в Америку три года назад, а остались в России?

– Не разрешаю! – буркает Соня, чем выбивает из-под начальника благодатную почву для новой атаки.

– Ну хорошо, Зырянская. Допустим, отношения с матерью – твое личное дело. Но ведь есть же еще и отец. Он исчез из твоей жизни, и ты не пыталась найти его.

– А должна была?

– Это же отец. Неужели тебя не интересовало, где он живет, что делает?

Соня молчит. Сначала и отцом, и матерью для нее была бабушка, а потом… Потом появился дядя Леша, но об этом она докладывать не собирается.

– Любовь не возникает из пустоты. Он не вспоминал обо мне, я не думала о нем.

– А стоило бы подумать, Зырянская, ох стоило бы. Услышь ты зов крови, может, и не сидели бы мы с тобой в этом кабинете. Ну что, не нужны тебе ни папа, ни мама?

Молчание.

– А я вот полюбопытствовал, запросики разослал куда следует и даже, скажу тебе, ответики получил. Жив твой батяня. Обитает, так сказать, на Земле обетованной с женой и двумя детьми.

Соня смотрит недоверчиво, исподлобья.

– Не веришь? На-ка вот, посмотри.

На колени девушки пикирует листочек с нацарапанными именами и координатами.