Аламазон и его пехота - [6]

— Сим-сим, откройся!

И хотя каменные глыбы не раздвинулись, как это было в сказке, мальчик не унывал.

— Я чувствую — сокровище где-то здесь! — с упоением повторял он. — Эй, Ишмат, вставай! Давай-ка мы сначала посмотрим вон то озеро возле водопада. А вдруг золото именно там?

— Что ему там делать? — лениво сопротивлялся Ишмат, пока Аламазон тащил его к пруду.

— Бывало, когда враги оказывались близко, владельцы клада бросали его в воду. Золото ведь не ржавеет!

— Что же, мы, как рыбы, поплывем по озеру?

— Зачем? Мы станем нырять!

Делать было нечего. С неохотой Ишмат вслед за Аламазоном разделся и нырнул в холодную воду.

Озерцо было неглубокое, и кладоискатели очень скоро обнаружили, что «образцы», добытые со дна, очень похожи на камешки, которые выбрасывает на берег Кочкарсай во время весеннего наводнения.

Закоченевшие, усталые, ребята снова оделись и, прижавшись друг к другу, тщетно пытались согреться. Вскоре пришлось встать и до изнеможения отплясывать танец дикарей, чтобы не замерзнуть в холодном воздухе Зимистансарая. Когда они опять сели близко друг к другу, Аламазон решительно сказал:

— Теперь остается только последнее средство!

Словно боец, у которого остается последний патрон, он стал торопливо шарить по карманам.

— Что ты ищешь? Волшебный камень Аладдина?

Ишмат в определенные минуты тоже имел явную склонность к юмору.

— Не камень, а лекарство.

— Какое такое лекарство? — с подозрением приподнялся Ишмат. — Опять что-то выдумываешь?

— Может, дядя обидится на меня, но другого выхода нет! — продолжал, не обращая на него внимания, Аламазон. Наконец он нашел то, что искал: маленькую, не больше спичечной, коробку серебристо мерцающего цвета.

Как мы уже говорили, эту коробочку показывал накануне вечером знаменитый профессор Агабек Туркони отцу Аламазона. Дядя уезжал в Индию и по дороге решил заехать к родным. Дядя говорил о своем друге археологе, который вел раскопки в Афрасиабе и нашел коробочку, а в ней четыре странные лепешки.

— Что это такое, дядя? — дождавшись, когда отец улегся спать, стал осторожно выведывать Аламазон секрет серебряной коробочки.

— Лекарство, — улыбнулся дядя. — Кто добудет его, тот достигнет, как в сказке, своих заветных целей.

— У твоего дяди, наверно, много таких лекарств, рассмеявшись, подала голос мать. — У него дела всегда идут хорошо!

Аламазон не мог заснуть до глубокой ночи. Давно в доме установилась сонная тишина, а он все ворочался с боку на бок, и в голове его вертелась фраза: «Достигнет, как в сказке, своих целей», а в глазах стояла таинственная коробочка.

«Завтра мы отправляемся в загадочное путешествие, — думал он. — Что, если мне взять с собой и дядины таблетки? В конце концов, ведь клад мы отдадим людям. Значит, наши цели благородные, и если лекарство сможет в этом помочь, что ж тут плохого? К тому же ведь мама сказала, что у дяди много таких лекарств».

Эта мысль окончательно успокоила его. Он тихо встал, нашел при свете луны дядин пиджак. Вскоре он крепко уснул, и во сне не разжимая руки, в которой была зажата таинственная коробочка из Афрасиаба…

Теперь настало время действовать. Он достал таблетки, одну протянул Ишмату:

— Пей.

— А если что-то случится со мной? — заскулил Ишмат.

— Не случится! Во всяком случае, ничего плохого.

— Да? — Ишмат осторожно взял таблетку, понюхал.

Она пахла незнакомо и пряно. — Говоришь, ничего плохого?

— Да ты опять трусишь, что ли?

Аламазон храбро взял таблетку, положил ее в рот, проглотил.

— Вот видишь, ничего страшного!

— Может, она будет вкуснее, чем сухари, — пробормотал Ишмат, осторожно раскусывая таблетку. — Эх, была не была!

Прошло несколько мгновений, и мальчики почувствовали приятную расслабленность. Вскоре они лежали с закрытыми глазами, погружаясь в сон.

КРОВАВЫЕ СКАЛЫ

От грохота, напоминающего громовые раскаты, Зимистансарай задрожал.

— Йе-йе, — Ишмат, сразу проснувшись, тревожно огляделся. — Землетрясение начинается, что ли? Все ты со своими «Сим-сим». Вайдот!!!

Аламазон вскочил и быстро направил луч своего фонаря в сторону грохота. Как же он удивился, увидев, что расщелина, напоминающая о сказках «Тысячи и одной ночи», раздвигается!..

— Ишмат, ты видишь! — закричал он, пытаясь поднять своего оруженосца. — Скорее, пока они снова не сомкнулись!

Он почти силой потащил Ишмата. Раскаты тем временем прекратились, их заменило гудение — так гудит растревоженный улей, когда ему угрожает опасность.

Когда ребята подбежали к расщелине, они увидели, что по обе стороны прохода стены усыпаны камнями, переливающимися разноцветными огнями.

— Так блестят алмазы, — уверенно, словно опытный ювелир, заметил Аламазон. — Вот видишь! Чудеса уже начинаются. Вперед, мой толстый пехотинец! Наш поход продолжается!

С трудом они втиснулись в расщелину, ослепленные сиянием и блеском. По мере того как они продвигались, расширялся и проход, одновременно усиливалось и гудение.

«…Нас как будто втягивает в свой рот тот жадный паук, о котором пишется у Джека Лондона, — подумал Ишмат. — По звуку слышно, что рот у него не меньше тандыра».

О тандыре он вспомнил недаром: стало очень жарко. Казалось, что сами они вот-вот воспламенятся. Волосы, одежда — все стало обжигать руки, и пот теперь буквально заливал их лица и тела. Дышать стало почти невозможно.