Аль-Амин и аль-Мамун - [110]
— Может, ему следует дать какую-нибудь должность?
— Я уже предлагал, но он отказался, он жаждет того, что недоступно людям его звания. Если бы эмир верующих узнал, о чем шла речь, это бы его необычайно удивило…
— Чего же он хочет?
— Он желает взять в жены Буран, мою племянницу. Когда я сказал, что она помолвлена, он пришел в ярость. Очевидно, он ставит себя выше самого эмира верующих.
А надо сказать, что аль-Мамун к тому времени тайно договорился с аль-Хасаном о своей будущей женитьбе на Буран.
Теперь аль-Мамуну стала понятна причина вражды Сельмана с аль-Фадлем. Он был уверен, что этот человек явился к нему с доносом только из-за своего раздора с визирем, и не стал рассказывать последнему о приходе Сельмана, а только презрительно усмехнулся по адресу доносчика, вслух же выразил удивление по поводу его притязаний. Теперь опасения аль-Мамуна рассеялись, и он перевел разговор на другую тему. После беседы с халифом аль-Фадль ушел в полной уверенности, что заронил в сердце аль-Мамуна ненависть к Сельману.
Глава 73. Расплата за предательство
Прошел месяц. Однажды на прием к аль-Мамуну явился Али ар-Рида, тот самый, кому были переданы права наследовать престол, и, поздоровавшись с халифом, сказал:
— Я пришел сообщить о том, что утаивает от тебя твой визирь аль-Фадль Ибн Сахль.
— Что же именно? — спросил халиф.
— Знай же: когда твои подданные в Багдаде узнали, что я назначен престолонаследником, то объявили тебя сумасшедшим и присягнули Ибрахиму Ибн аль-Махди, твоему двоюродному брату.
Аль-Мамун очень удивился этому сообщению, потому что действительно слышал это впервые.
— До тебя мне никто не говорил об этом.
— А все потому, что твой визирь аль-Фадль сам принимает почту и утаивает от тебя то, что считает выгодным утаить.
Аль-Мамун поблагодарил Али ар-Риду за преданность и сказал:
— Я припоминаю, что аль-Фадль сообщал мне, будто багдадцы поставили Ибрахима Ибн аль-Махди эмиром, но не халифом.
— Твой визирь тебе солгал, и сейчас между аль-Хасаном Ибн Сахлем и Ибрахимом идет война. Багдадцы возмущены действиями Ибн Сахля и его брата, а также тем, что ты завещал халифский трон мне — шииту.
— Откуда тебе известно об этом?
Али ар-Рида назвал имена сообщивших ему это известие. Халиф потребовал к себе этих людей, официально заверил, что им со стороны аль-Фадля ничто не угрожает, и устроил им допрос. Пришедшие рассказали, что багдадцы действительно присягнули Ибрахиму Ибн аль-Махди и что, хотя они признают аль-Мамуна законным халифом, все же обвиняют его в передаче престола Али ар-Риде. Аль-Мамун внимательно выслушал их, поблагодарил и позволил им удалиться. Затем он распрощался с Али ар-Ридой и остался один. Тщательно обдумав все обстоятельства, он решил избавиться от аль-Фадля. Аль-Мамуна беспокоило еще и то, что Али ар-Рида, пока жив, представлял для него опасность, как наследник халифского престола.
Сельман разузнал о разговоре халифа с Али ар-Ридой и понял, что пришла пора действовать. Он тотчас явился в халифский дворец, и на этот раз аль-Мамун уже недвусмысленно намекнул ему, что следует как можно скорее убрать с дороги аль-Фадля. Обрадованный, Сельман покинул дворец халифа и стал выжидать время, чтобы осуществить свой давний замысел.
В 202 году хиджры аль-Мамун отправился в Багдад, и когда он по пути остановился в Сархасе, неизвестные люди набросились в бане на аль-Фадля и убили его. Все это было подстроено Сельманом. Аль-Мамун привлек к суду людей, совершивших покушение на его визиря, и казнил их. Вскоре после того как аль-Мамун прибыл в Багдад, стало известно, что Али ар-Рида съел отравленный виноград и скончался. В народе ходили слухи, что это дело рук аль-Мамуна, но на самом деле это совершил тот же Сельман.
Таким образом, аль-Мамун сохранил за собой халифат и продолжал им править. Чтобы более не опасаться Сельмана, он подослал наемных убийц, и они сделали свое дело. Такова была плата за его вероломство и многочисленные козни, и сбылись слова Бехзада: «Поистине, отступник поплатился за свою измену».
С тех пор как Бехзад расстался с Сельманом после их посещения дворца аль-Фадля, они ни разу не виделись. Затем до Бехзада дошли известия о смерти аль-Фадля и Али ар-Риды и он пожалел о том, что помогал персам в их борьбе за власть. Однако он мог утешать себя мыслью, что ему удалось отомстить за своего деда и тестя и что он живет в мире и согласии со своей женой. И никто не догадывался, что он является внуком Абу Муслима, а Маймуна — дочерью Джафара Бармекида. Когда Бехзад узнал о смерти Сельмана и о том, что его убил аль-Мамун, он повторил про себя: «Такова плата за предательство, и так кончают свою жизнь изменники».
А что касается аль-Мамуна, то он, прибыв в Багдад, сыграл свадьбу с Буран, дочерью аль-Хасана Ибн Сахля, чтобы задобрить ее отца, который догадывался о том, кто был настоящим виновником смерти его брата. Упоминания об этом торжестве можно найти на страницах летописей.
События исторического романа «Сестра Харуна ар-Рашида» связаны с эпохой расцвета и могущества крупнейшей феодальной империи Ближнего Востока — Аббасидского халифата. Действие романа датируется 803 годом. Действующие лица, за исключением третьестепенных, существовали на самом деле: халиф Харун ар-Рашид, его сестра Аббаса, знаменитый визирь Джаафар аль-Бермеки, наследник престола аль-Амин со своими приближенными.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.