Аль-Амин и аль-Мамун - [107]

Шрифт
Интервал

— Как здоровье моей матушки? — осведомился Бехзад.

— Она здорова, но жалуется на слабость, потому что тоска по сыну совсем извела ее.

Бехзад велел отвести гостей в покои, где они смогли бы отдохнуть после утомительного пути, а сам бросился к матери. Он нашел ее лежащей в постели. Старуха еще больше одряхлела, глаза ее глубоко запали, а щеки ввалились. Бехзад подошел к ней и тихим голосом поздоровался. Фатима очнулась, открыла глаза и, с трудом повернув голову, улыбнулась слабой, едва заметной улыбкой. Бехзад опустился на колени, нагнулся и поцеловал материнскую руку. Фатима сделала знак, чтобы сын приблизился, коснулась губами его лба и вопрошающе поглядела на него.

— Матушка, я исполнил то, что ты пожелала, — сказал Бехзад. — Мы победили врага и убили халифа. Теперь эмиром верующих стал сын персиянки, аль-Мамун, а его наследником — Али ар-Рида, глава хорасанских шиитов. Таким образом, власть снова вернется к персам. Я отомстил за моего деда его собственным кинжалом — сделал все так, как ты велела, — Бехзад вытащил из ножен кинжал и показал матери кровь, запекшуюся на лезвии, — и за Джафара Ибн Яхью!

Радость блеснула в глазах старухи, вздох облегчения вырвался из ее груди. Собравшись с силами, она сказала прерывающимся голосом:

— Благослови тебя господь, сынок! Ты смыл пятно позора с нашего рода, снял тяжелый камень с груди твоей матери.

Затем Фатима еще раз вздохнула, голос ее почти замер, но вскоре, превозмогая слабость, она спросила:

— Сынок, а где третья голова?

— Завтра утром она будет здесь, и ты закопаешь в землю все три головы вместе, как поклялась.

Фатима подняла руку к небу, словно взывая к нему, а затем коснулась лица сына, чтобы благословить его. Бехзад почувствовал сухость и холод ее пальцев, словно они были сделаны из железа. Мать показала жестом, чтобы он нагнулся к ней, поцеловала сына во второй раз и едва слышно шепнула на ухо:

— Завтра похорони меня вместе с ними…

Бехзад пристально посмотрел на ее лицо, старое, изможденное; он заметил, что слезы скопились в глубине ее глазных впадин. У Фатимы уже не было сил пошевельнуться. Бехзад понял, что кончина ее близка, и сказал:

— Матушка, ты благословила меня, а теперь я умоляю — благослови девушку, которая будет спутницей моих грядущих счастливых дней, как была она спутницей в дни моих невзгод, — он повернулся к дверям и дал знак слуге, чтобы тот позвал женщин.

Фатима услышала просьбу сына и молча посмотрела ему в глаза, словно спрашивая, кто его избранница, — больше говорить она была не в силах.

Когда Маймуна услышала, что Бехзад справился у старика о здоровье своей матери, она поняла, что находится в его родном доме, и теперь сгорала от нетерпения узнать наконец, чей же он сын. Когда Маймуну привели к матери Бехзада, вид этой больной дряхлой старухи испугал ее, и на лице Маймуны явственно отобразились ее чувства. Бехзад догадался, в чем дело, и решил все объяснить девушке.

— Я хочу, чтобы между нами не было тайн, и откроюсь тебе, — сказал он. — Эта лежащая в постели женщина — моя мать. Зовут ее Фатимой. Она дочь Абу Муслима, основателя государства Аббасидов, который, как и твой отец, был предательски убит. Ни одна душа в Хорасане, кроме этого слуги и моей матери, не знает, что я являюсь внуком Абу Муслима. Люди считают меня приемным сыном Фатимы, потому что я родился уже после того, как убили моего отца. Фатима объявила, что я — ее воспитанник. Она сделала меня орудием своей мести. Она даже нарекла меня Кайфер, что, как ты знаешь, означает «отмщение». А теперь пришло время сказать тебе, что находится в этом ларце. Знай же, что там лежат головы двух дорогих моему сердцу людей: голова моего деда и голова твоего отца.

При этих словах Маймуна вздрогнула, лицо ее побледнело.

— Я храню их в этом ларце, — добавил Бехзад, — и хочу присоединить к ним голову аль-Амина. Завтра желание мое должно исполниться, тогда эти головы будут погребены вместе. Итак, я исполнил обет, данный матери, и к тому же привез к ней дочь Джафара, мою невесту.

— Значит, ты действительно внук Абу Муслима? — изумлению Маймуны не было границ.

— Да. А ты — дочь Джафара Бармекида. Нам было свыше предначертано отомстить нашим врагам.

Закончив свой рассказ, Бехзад взял Маймуну за руку и подвел к постели, на которой лежала Фатима.

— Матушка, это Маймуна, дочь Джафара Ибн Яхьи, вероломно убитого Харуном ар-Рашидом. Только счастливый случай соединил наши судьбы. Я люблю эту девушку, и она любит меня. Она разделяла со мной радости и невзгоды и теперь будет моей женой. Благослови ее, матушка!

Фатима сделала знак рукой, чтобы девушка приблизилась к ней. Когда Маймуна нагнулась, старуха поцеловала и погладила ее лицо. Затем она стала бормотать что-то невнятное. Заметив, что ее не понимают, она указала рукой на черное платье девушки, словно порицая ее за траурный наряд. Маймуна сразу поняла, что Фатима велит ей переодеться, и послушно кивнула головой. Теперь настал черед Аббады, стоявшей поодаль, подойти к постели Фатимы. Бехзад сказал:

— Матушка, а это Умм аль-Фадль, мать Джафара, Может быть, ты ее знаешь?

Фатима остановила свой взгляд на Аббаде и постаралась улыбнуться, словно говоря: «Я припоминаю ее».


Еще от автора Джирджи Зейдан
Сестра Харуна-ар-Рашида

События исторического романа «Сестра Харуна ар-Рашида» связаны с эпохой расцвета и могущества крупнейшей феодальной империи Ближнего Востока — Аббасидского халифата. Действие романа датируется 803 годом. Действующие лица, за исключением третьестепенных, существовали на самом деле: халиф Харун ар-Рашид, его сестра Аббаса, знаменитый визирь Джаафар аль-Бермеки, наследник престола аль-Амин со своими приближенными.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.