Акведук на миллион - [40]

Вдруг я подумал, что Алессандрина попросту задремала, а я понапрасну себя убеждаю, что чуть ли не спиною чувствую, с какой злостью она смотрит на меня.

Я обернулся. Петруша спал. И котенок спал. А графиня глазела по сторонам. И личико такое умильное состроила! Словно все здесь в диковинку и все радует взор! И хоть бы словом со мною обмолвилась!

— Как-то просто все у тебя получается, — не выдержав, попрекнул я ее.

— Что — просто?

Я бросил взгляд на Рябченко и, посчитав, что он не в том состоянии, чтобы следить за нашим разговором, продолжил:

— Я — в Москву, ты — в Санкт-Петербург… а то, что произошло между нами, не в счет.

— Вы, мужчины, такие забавные, — усмехнулась Алессандрина. — Заведи я этот разговор, ты бы сейчас ломал голову над тем, как поделикатнее от меня избавиться.

Я несколько растерялся, чувства спутались. Обращение «вы, мужчины» оскорбляло слух. Бог весть, к какой общности мужчин причислила меня графиня — то ли вообще к сильной половине человечества, то ли к той ее части, что оставили какой-то след в ее жизни. В любом случае хотелось держаться особняком.

А с другой стороны, выходило, что ее поведение — всего лишь уловка, чтобы завлечь меня в сети. И сам собой возникал вопрос: нужно ли плыть в эти сети?

— Да и с Нарышкиной как-то нехорошо получилось…

Я спохватился, что рассуждаю вслух, но тут же успокоился, потому как пробормотал это по-русски. Однако напрасно: фамилию княжны Алессандрина разобрала.

— Не волнуйся. Она не в обиде.

— Не в обиде, пока ничего не знает.

— Она знает, — заявила графиня.

— Как это понимать? — буркнул я. — Если кто и знает, то разве что лев, наклеенный на оболочку шара. Так и того в лесу бросили.

— Мари знает, — повторила Алессандрина. — Мы заранее договорились, что я как бы отобью тебя после того, как… ну ты понимаешь. Она боялась, что ты всерьез увлечешься ею.

— Черт знает что! — разозлился я. — А мое мнение вас не интересует?!

— Разве у тебя есть повод сердиться? — спросила графиня.

Я промолчал. Стегнул лошадей, и они прибавили ход. Я щелкнул кнутом, еще и еще раз, и еще несколько раз. Лошади понеслись вскачь.

— Андрэ, ты все-таки рассердился, — прокричала Алессандра. — Но пожалей хотя бы лошадей. Они-то уж точно невиновны.

Я не ответил, а задал лошадям жару. Безрессорная бричка прыгала по кочкам. Я запел:

— А ну-ка, кони,

прибавьте прыти!

У нашей дони

немяты тити.

А мы Топтыгина найдем

и доне тити разомнем!

Песня не помогала! Руки чесались, так хотелось отмутузить кого-нибудь от злости. Я взглянул на пьяную физиономию Рябченко, несколько раз глубоко вздохнул и вновь стал настегивать лошадей. Они так понесли, я сам едва держался на козлах.

— Э-э-э, мужик, пороть тебя некому! Совсем, что ли, ума лишился! — вдруг подал голос Рябченко.

— Ну, знаешь, Петруша! Ты сам напросился! — ответил я.

Я остановил лошадей, надавал Рябченко по физиономии, затем позволил ему приложиться к водочке. Петруша опустошил флягу, получил еще несколько оплеух и свалился безвольной грудою.

Графиня, следившая за моими действиями круглыми от изумления глазами, спросила:

— Наверное, эти оплеухи предназначались мне? А может, княжне Нарышкиной?

— Знаешь, — прорычал я, — никому не понравится, когда с тобой обращаются как с игрушкой!

— И ты сорвал зло на незнакомом человеке?

— Именно он во всем виноват, — отрезал я.

Глава 13

Мы добрались до Тосны. Здесь оказалось, что сюрпризы, уготованные на этот день, еще не закончились. Переступив порог, я увидел… Репу. А уж описать, как изумился Яков Иванович, не представляется возможным. Разве что сравнить с моим изумлением, когда в случайном встречном я узнал Петрушу Рябченко.

— Ты!.. Ты!.. — вскрикивал отставной штабс-капитан, от волнения растеряв прочие слова. — Но ты же обещал не покидать квартиры!

— Так уж вышло. — Я сокрушенно пожал плечами.

Мы заключили друг друга в объятия. За этим радостным излиянием чувств и застала нас графиня де ла Тровайола, вошедшая с котенком на руках.

— Ты и впрямь нигде не пропадешь, — отметила она. — А мне страшно одной на улице.

— А как же наш попутчик?

Алессандрина хмыкнула. Я представил штабс-капитана и графиню друг другу. В двух словах я рассказал Репе о нашем путешествии, опустив лишь обстоятельства приземления.

— Но как тебя могли узнать?! — воскликнул он, более всего встревоженный тем, что меня едва не арестовали.

Я только хмыкнул, отметив про себя, что в суматохе последних событий даже не задумался об этом. А вопрос-то и впрямь интересный! Ведь полицейские не просто узнали, они поджидали меня! А о том, что я ищу встречи с Михаилом Илларионовичем, знал только один человек — отставной штабс-капитан Яков Иванович Репа. Ну, еще слуга его угрюмый, Василий.

Я взглянул на штабс-капитана. По выражению моего лица он догадался о моем подозрении. А мне сделалось неловко, потому как мои сомнения относительно его порядочности выглядели оскорбительно. Уж кто-кто, а Яков Иванович никак не мог оказаться предателем.

— О твоей поездке в кадетский корпус знал только я, — промолвил Репа.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я подозреваю тебя! — воскликнул я.

— Полагаю, Андрей, это работа соглядатаев, — хмуро сказал Яков Иванович. — Секретные порученцы отследили нас от дворца графа Строганова.