Аквариумная любовь - [30]

А потом я вдруг жутко возненавидела себя и свое тело. Как только мы с ним расстались, я пошла в баню и тщательно отдраила себя щеткой и антисептиками, раз сто с головы до ног. И решила героически ждать и больше не даваться в руки новичкам.

Я пытаюсь заснуть. Снизу доносится журчащий смех. Кто-то хлопает входной дверью, так, что стекла дребезжат.

Йоуни тоже не спит, хотя у него закрыты глаза и он старается ровно дышать. Проходят долгие минуты.

— Что с нами происходит? — спрашиваю наконец я.

Йоуни продолжает лежать с закрытыми глазами.

— Ничего. Ничего не происходит. А что?

— Все это так странно и так утомительно… Скажи, когда мы с тобой последний раз занимались любовью? Я уже и не помню. Не помню, когда у меня последний раз было желание… Когда чувствовала себя желанной…

Йоуни открывает глаза.

— Почему ты не позволяешь своим чувствам проявиться? Почему у тебя ничего не бывает спонтанно, почему ты не можешь подождать, пока чувство не зародится в тебе само? Нет, тебе обязательно надо все испортить этим своим идиотским самоанализом.

В его голосе чувствуется злость. Я громко смеюсь в ответ.

— Ах так, значит… Только, знаешь ли, само по себе ничего не зарождается. И я жду, жду, а ничего не происходит! И я тебя не капельки не хочу! Понимаешь ты это?

Йоуни садится на кровати и смотрит на меня. Лицо у него бледное как полотно.

— Ну конечно. Ты все ждешь и ждешь. Надеешься, что кто-то придет и возьмет тебя. А когда кто-то приходит, ты уже витаешь в своих фантазиях, а когда все заканчивается, у тебя на лице написано: «Да пошел ты в задницу». У тебя какое-то странное представление о том, каким должен быть секс. Начиталась книжек! Все твои представления — словно вызубренный урок!

Я встаю и набираю побольше воздуха в легкие.

— Вот как! Значит, по-твоему, все дело в том, что я недостаточно проявляю инициативу? А если я не хочу? Я, конечно, могу иногда завестись, но сам по себе секс мне неинтересен. Зато ты у нас всегда готов — потискал для виду да и трахнул, и я теку. Твоей спермой — и только. А так — пожалуйста, если тебе так хочется, я буду сверху, буду руководить. Давай будем меняться — неделю ты, неделю я.

— Сверху она будет! — возмутился Йоуни. — Какая же ты все-таки дура! Неужели ты вообще ни хрена не понимаешь? Неужели тебе даже в голову не приходит, что ты страшно обижаешь меня, когда говоришь, что ни капельки меня не хочешь?!

Я плачу.

— И вой твой здесь ни хрена не поможет, только хуже будет.

— Хочу и вою, это, знаешь ли, развлечение дешевое!

Я пристально смотрю в каменное лицо Йоуни, и мне хочется выцарапать ему глаза.

— Но что я могу поделать, — кричу я, — если я могу быть агрессивной и властной, только сломав в себе что-то?! Мне самой надо вначале проснуться. Что я могу поделать?

— Ты никогда ничего не можешь. Ты никогда не берешь на себя никакой ответственности. Ты приходишь ко мне со своими безумными фантазиями и хочешь, чтобы я отыскал в тебе женщину. Кто, на хер, такое вынесет?

Я скрючиваюсь на кровати.

— Йоуни, — завываю я сквозь слезы. — Йоуни, я ненормальная, отвези меня в психушку! Я ненавижу секс, ненавижу! Почему из-за него все всегда выходит через жопу? Какой идиот придумал, что надо заниматься сексом? Ненавижу его!

Йоуни хватает меня, крепко сжимает в объятиях и укачивает, как маленького ребенка. Он пытается говорить как можно мягче, но у него не получается.

— Как ты можешь все время об этом думать?

— А как ты можешь плыть по течению и ни о чем не думать — сама спонтанность и естественность? — ору я, вырываясь из его объятий. — Значит, по-твоему, все само собой должно уладиться? Да пошел ты на хер! Не можешь помочь мне, ну так убей! Давай, разбей мне башку о стенку! Убей, слышишь? Ну что ты стоишь?

Я вою, раскачиваясь на кровати. Так происходит каждый раз, когда у меня начинается истерика.

— Убей меня, убей меня, убей меня! — Я раскачиваюсь все сильнее и сильнее.

Йоуни в страхе хватает меня за горло.

— Заткнись! Слышишь, идиотка, закрой глотку! Да заткнись же ты, наконец!

Я замолкаю. Йоуни убирает руки.

— Прости, — шепчет он и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Прости меня, Сара. Прости…

У меня подступает ком к горлу. Я пытаюсь глубоко вдохнуть и перестать реветь, но не могу. Йоуни прижимает меня к себе и тихонько трется об меня подбородком.

— Сара… — бормочет он. — Сара…

Я снимаю с себя ночнушку и трусы и предлагаю ему себя. Он входит меня, продолжая бормотать мое имя.

Я тихо двигаюсь в такт с ним, придерживая его за локти.

Целое мгновение я действительно нахожусь вместе с ним. И не могу думать ни о чем другом. И как только я это понимаю, я задаю себе вопрос: может, это и есть та самая близость?..

15

Мы с тетей Ритвой рассматриваем фотографии.

— А вот это, — говорит тетя Ритва и тычет пальцем в альбом, — мой бывший муж Вяйно…

Я склоняюсь над фотографией, чтобы получше разглядеть ее. От тети пахнет карамелью, на шее у нее пожелтевшие жемчужные бусы.

— А здесь вот, — говорит тетя Ритва и указывает на другую фотографию, — здесь Вяйно идет в последний раз за грибами.

На фотографии — мужчина, похожий на лесного эльфа, в фетровой шляпе с корзиной белых грибов. На лице блуждающая улыбка, а вместо глаз — точки.