Акушер-ХА! Байки - [66]

– Ну вот! – бодро продолжила я и начала изображать всё в лицах при помощи мимики, рук и прочих зачатков актёрского мастерства. – Она, значит, спасает мартышке жизнь! А военные учёные в благодарность за свою спасённую мартышку…

– А как её звали? – вдруг спрашивает второй американец.

– Её звали… Её звали… Джеки. В честь Джеки Кеннеди! – «Мля-я-я-я, а это ты зачем ляпнула?» – Потому что наши военные, которые учёные, они очень любят Джеки Кеннеди и любили Джона Кеннеди. Джона Фицджеральда. Да. И вот, значит, спасённая мартышка… То есть военные. Которые учёные, дарят нашему чиф оф департмент целых два ящика вот этого прекрасного стратегического уникального неповторимого завораживающего целительного мыла. – Просто я недавно выучила много английских прилагательных, и мне хотелось поразить их воображение. Судя по выражению их лиц, эффект был достигнут. Теперь мне оставалось только сообразить, чем же это мыло так стратегически уникально.

– Так в чём же это мыло так «бест оф зе бест»? – не отстаёт неугомонный доктор американских медицинских наук.

– Ту самую мартышку…

– Джеки Кеннеди? – уточняет второй.

– Да, её… Значит, ту самую мартышку мыли вот этим самым мылом. Два раза в день. Утром и вечером. А мартышка была специально заражена вирусом ВИЧ самого что ни на есть термоядерного типа. С экспериментальной целью. Так вот… – «Ну давай, соображай!» – Так вот, у мартышки в крови значительно снизился уровень репликации вируса, увеличилось количество CD4-лимфоцитов и вообще иммунный статус, представляете?! Все данные экспериментальных и лабораторных исследований запротоколированы и хранятся под грифом «top secret», понимаете? Так что если что… – Я шумно выдохнула и пропела из Высоцкого: – «Пятьдесят восьмую дают статью, говорят: «Ничего, вы так молоды».

Очумевшие американцы явно не представляли и не поняли. Естественно. Владимира Семёновича а capella я исполнила по-русски.

– Ну ты, Юрьевна, даёшь! – восхитилась санитарка. – Так лопотать по-английски.

– Иди в жопу! – проворчала я. И только тут, переключивши регистр на рашн-реальность, заметила, что американцы, внимая мне вполоборота, всё мылят и мылят руки несчастным оболганным мною донельзя хозяйственным мылом.

– Вот только почему с нею HELLP-синдром приключился, как бы до сих пор неясно. Впрочем, вы не беременные, воздействие мыла локально и недолгосрочно, статистической достоверности на одной мартышке не вывести, так что вам, по большому счёту, ничего не грозит.

Американцы синхронно швырнули несчастные замыленные брусочки в раковину и как по команде уткнулись чуть ли не носами в свои ладошки, видимо, в поисках петехий, экхимозов и прочих стигм кровоизлияний и разрушений эритроцитов и тромбоцитов. Ничего, кроме «рук прачки», являющихся, как известно, признаком переношенности у младенцев и долгого пребывания в воде у потерпевших кораблекрушение, они там не обнаружили. И, рассмеявшись, хором спросили меня:

– А что было с Джеки?

– Она вышла замуж за Онасиса. – Это правда, придраться не к чему.

– А каков же состав этого мыла? – спросил тот, что постарше, укоризненно взглянув на меня.

– Это же государственная тайна! Откуда я могу знать государственную тайну?!

– Наверное, уже всё готово. Пройдёмте в операционную, – опомнился pHD.

Конечно, готово. Светлана Петровна уже извлекла на свет божий младенца живого доношенного, не то очень смуглого, не то чрезмерно гипоксичного после двух суток родов в условиях слабости родовой деятельности, и он радостно завизжал что-то по-таджикски.

Пока санитарка надевала на операторов-международников халаты и завязывала им, неприспособленным к таким девайсам, тесёмочки на рукавах, начмед уже ушила матку, предварительно осуществив все необходимые процедуры. Операционная сестра лихо помогала ей, а горемычные американцы дожидались подачи перчаток.

Немного поассистировать им всё же удалось. Доктор наук узлы вязал, а просто доктор – зеркала держал. Я было попыталась сбежать, чтобы закурить свою совесть, но не тут-то было.

– Куда?! – зашипела начмед. – Стоять! Слышала я краем уха, что ты им там несла. Иди стой около анестезиолога. Я тебе потом покажу мартышку!

– Мартышкину мать! Тёщу Онасиса, – серьёзно изрёк анестезиолог, и мы заржали. Даже начмед захихикала в маску.

Американцы сосредоточенно смотрели в таджикскую рану, где порхали руки русского чифа акушерско-гинекологического департамента.

– Татьяне Юрьевне надо завязывать с врачеванием. По городам ходить, концерты давать, – вовсю ехидничала Светлана Петровна за рюмкой коньяка поздно вечером в кабинете, куда были призваны избранные. – Или в представители фармфирм податься. Обогатится. Она тут простое хозяйственное мыло американцам так разрекламировала, что они слёзно умоляли меня дать им пару кусочков.

– А ты чего? – спросил у начмеда отсмеявшийся Иван, утирая слёзы.

– Я сказала, что дала подписку о нераспространении сей целительной субстанции. А то вернутся в свои звёздно-полосатые и давай в CDC-центре мыло наше родимое под микроскопом смотреть и на молекулы расчленять.

Я судорожно сглотнула.

– Что ещё? – подозрительно уставилась на меня начмед.