Акулы из стали. Аврал - [8]

Шрифт
Интервал

– Пусть сюда поднимается! – орёт командир вахтенному так, что у меня звуковыми волнами пилотку на затылок сдвигает.

Садится рядом со мной на рубку и сидит, болтая ногами. Поднимается бригадир:

– Товарищи, мы у вас шахту ракетную мыть будем, вот список рабочих для допуска на борт.

– Долго мыть будете? – спрашивает командир, глядя, как один пьяный рабочий возле КПП пытается вручить другому пьяному рабочему щенка, а тот отбивается от него банкой кильки в томате.

– За два дня сделаем!

– За два дня? Ну-ну.

В это время к двум пьяным рабочим подошёл третий и орёт что-то на того, что с килькой, показывая руками на того, что со щенком.

Мы как раз заходили тогда в Северодвинск в середине автономки, чтоб шахту ракетную помыть. Чего-то они там носили, в шахту сыпали, водой заполняли, бульбулировали её, осушали, опять что-то лили… и так ровно два дня. Через два дня приходит этот же бригадир к командиру: вот, мол, документы, распишитесь, мы всё закончили.

– Как закончили? – разочаровывается командир. – А можете ещё пару дней повозиться, а то у меня не все ещё на дискотеку для тех, кому за тридцать, успели сходить?

– Да можем, – говорит бригадир. – Но не больше, а то вопросы начнутся.

– Сколько? – уточняет командир в том смысле, сколько литров спирта он должен за такое ви-ай-пи обслуживание.

– Да что вы, – отмахивается бригадир, – мы же люди, всё понимаем.

– Нет, позвольте! – настаивает командир. – Я от души желаю вас отблагодарить!

– Да не надо, честное слово.

– Нет уж, будьте добры!

– Ладно, банки хватит.

И бригадир с банкой спирта под мышкой уходит на два дня, а мы бежим в ДК и радостно там отплясываем под «Цыганку Сэру», охотно демонстрируя всем желающим своё конское здоровье.

Вторая группа гражданских специалистов – это те, которые жили прямо в наших посёлках, откомандированные из своих комсомольсков-на-амуре, владивостоков, баку и херсонов для поддержания нашей боеготовности на надлежащей высоте. У меня их было двое: Паша и Люба. Паша помогал разбираться с пультами общекорабельных систем и систем управления движением, а Люба – с компрессорами и прочей мелочью.

– Эдик, – гундосил Паша, доставая очередную кассету из «Корунда», – ну почему пломбы сорваны?

– Паша, – говорю, – пять градусов рассогласование было вертикальных рулей в море, командир велел починить.

– Эдик, ну пять градусов – это же нормально!

– Заводу твоему нормально, Паша, а нашему командиру надо два и не больше, а иначе у него манёвры в надводном положении не такие изящные получаются.

– А чё ты тут сделал? – удивлённо таращится Паша, сняв с кассеты боковую стенку.

– Ну вот же, этот резистор перепаял на этот, а тут закоротил дорожку просто.

– Эдииикбля! Ну йобаныйврот – тут же подстроечный резистор вот стоит!

– Такой умный ты, Паша, как я погляжу… У него головка – как хуй у комарика! Где я тебе на подводной лодке такую отвёртку найду? А лезвием он не крутился. Вот.

– Ле-е-езви-йе-е-ем? – тихо подвывал Паша. – Каким лезвием, Эди-и-ик?

– «Невой», – говорил я и отбегал от Паши подальше. На всякий случай.

А потом Паша со всеми рабочим начал забастовку. Им тогда не платили ещё дольше, чем нам. Нам по четыре месяца, а им по шесть.

Звоню ему:

– Паша, мне надо «Топаз» посмотреть. Мне в море послезавтра, Паша.

– Эдик, ну я не могу, забастовка же у нас!

– А у меня жизни двухсот человек, Паша. Я же, Паша, потом, когда мы потонем, к тебе в кошмарных снах являться буду всю твою оставшуюся жизнь и с укором буду смотреть тебе в глаза.

– Эдик, бля, ну мне жрать нечего, ты пойми, это важно!

– Паша, да я не скажу никому, что ты штрейкбрехер. Между нами всё останется, потом документы оформим, когда вы бастовать закончите. А ещё у меня две сосиски на обед и пачка лапши. Приезжай, Паша, пообедаем заодно.

И Паша приезжал, и ковырял мне «Топаз», и вводил его в строй, а потом мы съедали две мои сосиски, запивая их поллитрой спирта, и сидели курили на ограждении рубки, и рассказывали друг другу про то, что ну вот что за говно вокруг творится, ну как так, нас тут кинули все, на этом ебучем Севере и что-то требуют, стращая долгом, а мы – капитан-лейтенант военно-морского флота и старший специалист чего-то там, оба с высшими образованиями – две сосиски из вакуумной упаковки на обед себе за роскошь считаем. И командир, проходя мимо, открывал было рот, видя нашу дерзкую наглость, но потом закрывал и молча шёл дальше.

Но самые отчаюги были, конечно, те, которые работали с системой ВВД. ВВД – это система воздуха высокого давления. Воздух сжимался компрессорами до давления четыреста килограммов сил на сантиметр квадратный, закачивался в стальные баллоны между прочным и лёгким корпусом и служил в основном для продувания балластных цистерн. Чрезвычайно опасная вещь при небрежном с ней обращении. Можете себе представить, что будет с вашим организмом, если на каждый квадратный его сантиметр резко надавит четыреста килограммов? Отсюда и до Шпицбергена распылится ваш организм. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.

Так вот, когда к нам приходили рабочие работать с этой системой, то на пульт управления общекорабельными системами в центральном посту вывешивалась во-о-от такенная табличка: «Запрещены переключения в системе ВВД, блядь!!! Категорически!!! Работают люди!!!»


Еще от автора Эдуард Анатольевич Овечкин
Акулы из стали

Зовут меня Эдуард, биография моя сложна, запутана и изобилует неявными и алогичными связями, поэтому, я обрисовываю её обычно следующими штрихами: родился в Челябинске, детство и юность провёл в Белоруссии, высшее образование получил в Севастополе и Санкт-Петербурге, служил на атомных ПЛ Северного флота, службу окончил командиром дивизиона живучести и в звании капитана третьего ранга, потом шесть лет работал там же, на Севере спасателем и был начальником аварийно-спасательной службы одного из ЗАТО, спасатель 3 класса РФ.


Акулы из стали. Туман

Часто жизнь оказывается ярче и удивительней, чем любая фантазия. Рассказы Эдуарда Овечкина описывают события нелегкой жизни подводников и под толщей воды, и на суше. Яркий авторский стиль и целая галерея образов составляют суть этой прозы. Динамичное повествование от лица профессионала о вещах серьезных и опасных ведется столь увлекательно и с таким фирменным флотским юмором, что от книги невозможно оторваться до самого конца. А закончив чтение и отсмеявшись, вдруг ощущаешь, что стал лучше понимать и людей, и саму жизнь.


Акулы из стали. Ноябрь

Проза Эдуарда Овечкина, одного из немногих успешных писателей-маринистов постсоветского пространства, обязательна к прочтению всем, в ком жив интерес к русской литературе. Она про нас сегодняшних, флотских и штатских, способных, как доказывает Овечкин, жить «дружным экипажем». Она сделана мастерски, читается влет, с неудержимым смехом и слезами сердца. Она насквозь позитивна, что по нынешним временам тоже редкость. И, наконец, от книги к книге она становится лучше. Сборник, который у вас в руках, его одиннадцать рассказов и повесть – тому подтверждение.


Акулы из стали. Последний поход

Четвертый по счету сборник невероятных житейских и военно-морских историй продолжает славную традицию «Акул из стали» – юмор, ирония, всепобеждающий оптимизм и неожиданно трезвый взгляд на сложные жизненные проблемы. Каждый читатель в этих рассказах найдет что-то свое. Мужчинам и женщинам, не имеющим отношения к воинской службе, эта книга будет не менее интересна, чем настоящим просоленным «морским волкам» и сухопутным пыльным «сапогам». Ведь автор продолжает рассказывать о самом интересном – о людях в различных непростых, но зачастую смешных ситуациях. Осторожно! Ненормативная лексика!


Норд, норд и немного вест

Новая книга Эдуарда Овечкина, автора бестселлера «Акулы из стали», способна удивить его многочисленных поклонников. Впервые автор выступает в «большом жанре» и представляет читателям «Норд, норд и немного вест» — пронзительную повесть о любви и не только о ней. Эта история не оставит равнодушным никого. А новые истории о буднях подводников (среди которых, к удивлению читателей, окажутся не только люди) порадуют возросшим мастерством автора как рассказчика.


Рекомендуем почитать
Тельняшка математика

Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.


Anticasual. Уволена, блин

Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.


Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.


Охотники за новостями

…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…


Оттепель не наступит

Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.


Месяц смертника

«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.


Песни о жестокости женщин, мужском вероломстве и общечеловеческой слабости

Отчего милые ласковые женщины внезапно разрывают давние отношения? Отчего они сбегают и потом отказываются даже слышать о бывшем любовнике? Отчего исходят ядом, если их все-таки заставят говорить о нем? Наверное, потому что женщины непредсказуемы и жестоки, а как же иначе.Почему мужчина ломается в самых нежных руках? Почему завидные экземпляры остаются одинокими? Почему за юностью не всегда приходит взросление, и некоторые плоды начинают гнить, не успев созреть?Эта книга о слабости, беспощадно разъедающей хороших людей и прекрасную любовь.


Кофейня на берегу океана

Долгожданный роман Вячеслава Праха возвращает нас к продолжению пронзительной истории любви. Возможно ли жить мгновением? Есть ли смысл бежать на край света, оставив все былое, если по-прежнему возвращаешься к одному человеку? Роза и Париж пытаются найти ответы на эти вопросы.История о принятии важного решения, работе над собой и поиске счастья. Но в жизнь, полную любви и взаимопонимания, вторгаются чужаки. На маяке происходят странные события, в которых оказываются замешаны не только люди… Прошлое Парижа вновь настигает его.


Мистер Эндорфин

Автор бестcеллеров «Записки неримского папы» и «Мемуары младенца» Олег Батлук берет очередную высоту. Сборник «Мистер Эндорфин» состоит из умопомрачительных историй, пронизанных фирменной авторской самоиронией. Блестящее чувство юмора, неиссякаемый поток шуток и гэгов, ироничная наблюдательность и желание показать жизнь прекрасной даже в самые щекотливые моменты придают новой книге автора неповторимое звучание.


Почему мы не умеем любить?

Большинство из нас рано или поздно задает себе вопрос: «Как научиться понимать себя, свои чувства, свои истинные желания, чувства своего спутника?» Бывает, живешь с человеком, как с глухой стеной, а бывает наоборот: тебя прекрасно понимают и слышат, но ты – нет. Бывает, люди находят свою любовь, а бывает, по самым разным причинам отягощают друг другу путь. Бывает, не могут уйти от нелюбимых из-за низкой самооценки, из-за нереализованности, из-за отсутствия крыши над головой, денег и веры в себя. Эта книга о том, почему важно в первую очередь пробудить любовь к себе, познать и услышать себя и лишь после этого пробуждать в своей душе любовь к другому.