Акула в камуфляже - [4]

Словом, местечки были того сорта, что без необходимости туда никто не заглядывал. Да и при необходимости совались неохотно… Вот разве что такие сумасшедшие, как Муличенко с Зарновым.

– Уж и помечтать нельзя! – делано обиженным голосом откликнулся Сергей. – А то мы, Саныч, всяких горнов-дрейков испугаемся!

– Помечтать, конечно, можно, – легко согласился Муличенко, который ни на секунду не купился на «обиду» друга. – Мне, Серж, тоже мечтается…

Кстати, история того, как сложились их обращения друг к другу: «Саныч» и «Серж», довольно любопытна.

Ну, с «Санычем» все просто. Поначалу Зарнов, сделавшись шкотовым у Муличенко, обращался к тому на «вы» и не иначе как «Андрей Александрович». Сергей был младше по возрасту и положению в экипаже, он очень уважал Муличенко, и все прочее в том же духе.

Только продолжалось это вежливое «выканье» недолго и само собой сошло на нет. Попробуйте во время гонки, когда каждая секунда на счету, выговорить «Андрей Александрович»… Все понятно? Вот и редуцировалось обращение до ласково-уважительного «Саныча».

С «Сержем» дело обстояло куда интереснее.

Международный язык парусного спорта – английский. Так сложилось, что гордые британцы и здесь умудрились стать зачинателями, законодателями, хранителями традиций и прочее, и прочее. Так что плох тот яхтсмен, который английского не знает и общаться на нем не в состоянии. Вообще говоря, сие не только к яхтсменам относится, весь мир по-английски говорит, и никуда от этого не деться.

Когда Муличенко и Зарнов впервые попали в Киль уже вдвоем, они вдоволь контачили со своими коллегами из других стран. Особенно Сергей, он был моложе и общительнее спокойного, чуть флегматичного – на берегу! – Андрея Александровича. Английский оба знали очень неплохо, хотя бы потому, что не были новичками в парусном спорте и за границей России оказались отнюдь не в первый раз. Так что и старых знакомых встречали, и новые знакомства заводили. В каком-то смысле девиз шахматистов «Gens una sumus!» – «Все мы – одна семья!» – яхтсменам тоже подходит.

Когда Муличенко и Зарнов оказались вдвоем в гостиничном номере, Андрей Александрович сказал, добродушно усмехаясь:

– Знаешь, хочу тебе дать один совет. Ты, если захочешь представиться какому-нибудь иностранцу, особенно – англичанину или американцу, говори, что зовут тебя Серж. Этак на французский манер. Но не Сергей.

– Это почему? – поразился Зарнов. – Чем вам мое имя не нравится?

– Мне нравится. Очень. Только вот для человека, привыкшего говорить по-английски, твое имя звучит, извини, похабно. Сергей. Сэр гей. За границей тоже не все от геев с лесбиюшками в восторге. А тут получается не только гомосексуалист, но еще и с претензией на аристократизм.

Услышав столь оригинальную интерпретацию своего имени, Зарнов сперва пару раз икнул от удивления, а затем безудержно расхохотался. Чуть не пять минут успокоиться не мог.

Полугодом позже, когда отношения между ними окончательно сложились, он как-то спросил Муличенко:

– Саныч, признайся честно, ты меня тогда на вшивость проверял? Есть у меня чувство юмора или я дурак набитый?

– А ты как полагаешь? – усмехнулся в ответ Андрей Александрович. – Сам подумай: зачем мне в экипаже набитый дурак без чувства юмора, хотя бы и твоей кондиции? Вместо мачты ставить?

Однако привилось. Так вот и стал Сергей Зарнов для своего рулевого Сержем.

…Ветер становился все сильнее. Его порывы срывали с волн клочья пены, швыряли их вдогонку убегающей яхте, но «Кассиопея», казалось, только радовалась этому, все прибавляя ход. А уютно устроившиеся в кокпите яхтсмены не на шутку размечтались.

– Как делить станем, поровну или по справедливости? – азартно поинтересовался Зарнов. – Если по справедливости, так мне и сорока процентов хватит. Ты же у нас не только по названию, но и по делу рулевой.

Сергей нимало не кривил душой. В чем в чем, но в жадности и склочности Зарнова обвинять бы постеснялись даже злейшие враги, которых у Сергея, кстати, не было.

– Поровну. Не обсуждается. И что ты со своей половиной делать станешь? Женишься, наконец? На какой-нибудь топ-модели? – с легкой, необидной усмешкой спросил Муличенко.

– Не решил еще… – столь же усмешливо отозвался Сергей. – А что? Может, и женюсь… Хоть мне, Саныч, этого добра без того девать некуда, а уж с такими деньжищами… А ты?

– Я? Эх, медведь еще в лесу бегает, а мы с тобой о шкуре… Знаешь, если серьезно, то… Очень бы мне деньги кстати пришлись. Ты вспомни, что я малость постарше тебя. Мой спортивный век подходит к концу, ничего тут не попишешь. Галина запилила: мол, старый я дурак, ни ее толком не вижу, ни дочку. Мол, пора на берег. Ведь права, как ни печально! Нет, годик-другой я еще шкоты потяну и румпелем поверчу, подожду, пока ты себе кого в пару не подберешь. А потом… Потом нужно уходить. В любом случае лучше уходить непобежденным. Но я ведь без паруса не проживу! Кстати, я ничего больше толком не умею. Ты вот раньше на флоте служил, так хоть специальность приобрел нужную, пока не уволился из рядов. Связисты твоего класса и на гражданке пригодятся, тебе будет чем на хлеб с маслом заработать, когда придет пора на якорь становиться. А я, смешно сказать, по образованию – историк русской литературы, каково? Чуть за диссертацию не взялся, да вовремя опомнился. Оч-чень востребованная специальность!.. Если бы не парус, давно бы с Галкой ноги протянули с голодухи. Так вот, появилась у меня с год тому назад одна идейка…