Актеры - [8]
Неоднократно я встречался в будущем с народным артистом Юрием Михайловичем Юрьевым. Еще юношей я смотрел его гастрольные спектакли в Киеве: «Маскарад», «Свадьба Кречинского», «Дон Карлос», «Уриэль Акоста», «Старый Гейдельберг», «Разбойники».
В своих записках о спектакле «Свадьба Кречинского» в Александринском театре с участием К. В. Варламова, В. Н. Давыдова, В. П. Долматова, В. В. Стрельской, И. А. Стравинской, Усачевым, Помарцевым, Шкориным Ю. М. Юрьев писал следующее:
«Как счастлив тот, кому довелось видеть комедию Сухово-Кобылина в исполнении этих могиканов русской сцены! Их игра не может изгладиться из памяти, каждый раз при воспоминании об этом спектакле встают мельчайшие детали их высокого творчества. И мне, как очевидцу, хотелось поделиться этим богатством с теми, кто так или иначе интересуется нашим сценическим искусством, славным его прошлым, дающим большой материал для дальнейшего движения нашего театра вперед».
Ю. М. Юрьев, нар. арт. СССР.
И вот, дорогой читатель, я один из тех счастливцев, который видел этот спектакль, только не в Петербурге, а в Киеве, когда александринцы приехали на гастроли в 1903 году в театр Бергонье (ныне Леси Украинки) полным своим составом. Радость моя была неописуема, словно я, бедный студиец, выиграл крупный выигрыш. Билет на этот спектакль стоил мне целого дня голодного «рациона». Но зато с каким видом я восседал вечером на галерке. Я весь полон счастья и ожидания. С вспотевшего потолка каплет прямо на голову и на нос, а мой сосед по-детски заливается смехом, глядя на меня, до той поры, пока эти капли не начали капать на него. Кроме капель с потолка, меня очень беспокоил пустой желудок, и я невольно вспомнил слова Хлестакова: «…есть так хочется, кажется, как никогда». Мои соседи — веселый студент и рядом с ним нигилистка, стриженая, в пенсне на широкой ленточке, мрачно ждали начала спектакля. Каждый раз как только капля с потолка капала ей на лицо, с ее носа спадало пенсне и она ворчала: «А, черт, это пенсне». У студента, сидевшего между мной и нигилисткой, это вызывало громкий смех, а нигилистка все больше мрачнела и чертыхалась.
П. А. Гарянов (1902 год).
Наконец, раздались долгожданные звонки. Дали занавес. Началось первое действие. Дом Муромских. Гостиная. Сцена Атуевой-Стрельской с Тишкой. Я смотрел с интересом, но мой веселый сосед слева все время отвлекал меня. Он не переставал смеяться и своими длинными руками ударял по плечу то меня, то нигилистку, при этом она теряла свое пенсне и злилась, и это было так смешно, что я сам не выдержал и рассмеялся. Вокруг нас создалось своего рода представление: наш сосед, когда Тишка упал с лестницы вместе со звонком, со смехом подскочил до потолка, а так как потолок был низок и висел над самой головой, то студент так хлопнулся о него, что надолго умолк, и смеялись уже все окружающие; особенно злорадствовала нигилистка.
…Появился Муромский-Варламов. Гром аплодисментов раздался в зале. Смотришь спектакль и видишь помещика, это не театр — это жизнь, великая правда, и в зале тихо-тихо, даже веселый сосед притих, заинтересовался. В зрительном зале время от времени от реплик Варламова вспыхивает смех и опять попадает нам с нигилисткой от соседа, который, смеясь, лупит нас куда попало своими длинными руками. Я еще терплю, но нигилистка возмущается, басит и злится. Идет сцена Атуевой-Стрельской с Муромским-Варламовым. В зале взрыв смеха, наш сосед вскочил, со всего размаха снова хватился головой о потолок и присел от боли к удовольствию нигилистки. А действие продолжалось. Появляется Кречинский-Долматов. (Потом за свои актерские годы я видел разных Кречинских; в Москве, в Малом я видел А. И. Южина в роли Кречинского, но В. П. Долматова мне трудно забыть, хотя и прошло полвека. Появление Кречинского-Долматова — это появление изумительного актера, играющего ловкого пройдоху, дельца, игрока, шулера, красавца-авантюриста, не останавливающегося на своем пути ни перед чем; он крушит все, он — натиск, он вертит, как хочет, этими простыми, честными, наивными деревенскими людьми, и он сделает все, что захочет и как захочет. А как он обволакивает беспомощного простака Муромского своими тенетами, своей паутиной, и как этот огромный дядя — Варламов — прямо с головой лезет в эти сети и тянет с собой дочь Лидочку, глупую Атуеву, весь дом и все свое имение и земли. И как это ювелирно делает Долматов-Кречинский! Диву даешься, не веришь, что это на сцене ты видишь жизнь с ее огромной правдой. Что это был за спектакль, что это была за радость и счастье видеть его и присутствовать на нем! Это был великий ансамбль великих актеров-александринцев.
К. Варламов.
Второе действие у Кречинского (не стану описывать подробности). Появляется В. Н. Давыдов-Расплюев. Это его первое появление. Он недолго стоит в дверях и медленно направляется на авансцену, вид у него такой жалкий и смешной: видно, что его и били, и мяли, и бросали, и снова били. Он в сюртуке, измятом цилиндре, и впечатление такое, что когда его даже били, он цилиндр из рук не выпускал. Все это делается на огромной давыдовской паузе, а лицо Давыдова-Расплюева до того смешно, что в зрительном зале стоит стон: так зритель смеется, а мой веселый сосед держится за живот и кричит по-украински:
