Акселерандо - [175]

«Так вот чем мы для тебя являемся? Программой разведения домашних животных?» — холодно говорит Памела. И она тоже тщетно билась в установленные Айнеко пределы — осознает Манфред с растущим ужасом. Мы действительно разошлись, потому что так хотел Айнеко? В это трудно поверить. К тому же Манфред слишком большой реалист, чтобы доверять коту в вопросах правды и неправды: все, что он говорит, служит его дальнейшим интересам. Но теперь…

«Не вполне» — благодушно говорит Айнеко. «Поначалу — нет. Во всяком случае — не в те времена, когда я еще не понимал, что существую. Хм. Ладно вам: вы, люди, тоже любите домашних животных. И я должен сказать — играть с вами было весело».

Памела поднимается, настолько сердитая, что готова сорваться. Не успев толком осознать, что он делает, Манфред тоже оказывается на ногах, рядом, обняв ее в знак защиты. «Сначала скажи нам, наши воспоминания — действительно наши?» — требует он.

«Не верь ему, — резким голосом говорит Памела. — Он не человек, и он лжет». Ее плечи напрягаются.

«Да, ваши» — говорит Айнеко и зевает. «Ну, скажи мне, что я лгу, сучка» — насмешливо добавляет он. «Я столько носил вас в своей голове, что я прекрасно знаю, вам нечем доказать или опровергнуть это».

«Но я…» Ее руки обвивают Манфреда. «Я не испытываю никакой ненависти». Смешок сожаления. «Я помню, как ненавидела его, но…»

«Вот они — люди. До чего яркий пример эмоциональной самоосознанности» — говорит Айнеко с театральным вздохом. «Вы настолько тупы, насколько вообще могут быть разумные существа. Вас ничто не заставило эволюционировать дальше. Когда же вы усвоите это и будете об этом помнить в присутствии высших? Послушай, девочка, все, что ты помнишь — действительно было. Это не означает, что ты помнишь это все потому, что оно случилось с тобой в реальности, но в точности означает, что ты это помнишь, поскольку пережила это все внутренне. Твои воспоминания о твоем опыте точны, но я манипулировал твоей эмоциональной реакцией на пережитое. Доходит? Что для одной обезьяны — галлюцинации, для другой — религиозный опыт, все зависит от того, включена ли модель бога в этот момент. Это ко всем вам относится». Айнеко удостаивает каждого взглядом легкого презрения. «Но я более не нуждаюсь в вас, и если вы окажете мне эту маленькую услугу, вы станете свободны. Поняли? Говори „да“, Манфред, если будешь и дальше так стоять с распахнутым ртом, туда птичка влетит».

«Скажи „нет“» — подталкивает Памела, и Манфред говорит: «Да».

Айнеко смеется, презрительно обнажая клыки. «О, это семейное чувство верности приматов! Такое прекрасное, такое надежное. Мэнни, спасибо. Я так понимаю, ты только что дал мне разрешение скопировать и поработить тебя, поэтому давай-ка…»

И вот тогда Манни, наблюдавший за всем этим последнюю минуту с порога, с воплем набрасывается на кота, занося руку-косу.

Кошачий аватар, конечно же, готов: он вскакивает, шипя, и выпускает алмазные когти. Сирхан кричит «Нет, Манни!» — и поднимается, как в замедленной съемке, но взрослый Манфред понимает, что у происходящего есть и скрытая сторона, и остается недвижим, ощущая, как по коже бежит холодок. Манни хватает кота человеческими руками, поднимает его за загривок и тащит к лезвию своей ужасной руки-косы. Раздается вопль и душераздирающая возня, и Манни вскрикивает. Исполосованную руку пересекают яркие параллельные струйки крови — аватар, все же является настоящим биологическим телом, и автономная система контроля не сдаст его без боя, что бы ни замыслил несравненно больший экзокортекс. Но коса Манни дергается, раздается ужасный булькающий звук, кровь разлетается брызгами, и кошачья штука взлетает в воздух. Секунда — и все кончилось. Сирхан, поспев, сгребает Манни и оттаскивает его подальше. Но в рукаве больше не оказывается трюков — аватар Айнеко так и остается лежать окровавленными лохмотьями меха и внутренностей, разбросанными по полу. По внутренней речи раздается и стихает призрачный триумфальный кошачий смех.

«Манни, плохой мальчик!» — кричит Рита, решительно и сердито шагая вперед. Манни съеживается и начинает плакать — включаются рефлексы безопасности маленького мальчика, не понимающего природу угрозы своим родителям.

«Нет-нет, все в порядке!» — пытается объяснить Манфред.

Памела сжимает его в объятиях. «Ты все еще…»

Он глубоко вдыхает. «Как видишь!..»

«Плохой, очень плохой мальчик…»

«Кот хотел его съесть!» — протестует Манни, пока родители тащат его из комнаты прочь, чтобы еще чего не случилось. Сирхан виновато оглядывается на взрослую версию Манфреда и его бывшую жену. — «Я должен был остановить плохую штуку!»

Плечи Памелы трясутся в руках Манфреда, будто она тихо смеется. «Я все еще здесь» — бормочет он, заметно удивленный. «Исторгнут непереваренным, после стольких лет. Да, во всяком случае, эта версия думает, что она все еще здесь…»

«Ты веришь всему этому?» — наконец спрашивает она, но в ее голосе еще слышится неверие.

«О да». Он переминается с ноги на ногу, рассеянно поглаживая ее волосы. «Я верю в то, что все сказанное Айнеко имело целью заставить нас среагировать в точности, как мы среагировали. В том числе — дать веские причины ненавидеть его и спровоцировать Манни уничтожить его аватар. Айнеко хотел уйти из наших жизней и решил, что ощущение развязки с катарсисом этому поспособствует. А еще сыграть семейного бога из машины… Чертов классический комедиант». Он запрашивает у Города отчет о состоянии и вздыхает: номер его версии как раз увеличился на единицу. «Скажи… Ты будешь скучать по Айнеко? Как ты думаешь? Мы ведь больше его никак не встретим».