Акселерандо - [173]

И вот в чем суть: Айнеко не была кошкой. Айнеко была искином, обитавшим в искусственных кошачьих телах, с каждым совершенствованием становившихся способными поддерживать все более сложные нейросети, и все более реалистичными.

Интересно, догадывался ли кто-нибудь в семье Максов хоть однажды спросить у Айнеко, чего хочет она сама?

И если бы последовал ответ, понравился бы он им?

* * *

Взрослый Манфред, все еще дезориентированный своим пробуждением и воссозданием спустя пару столетий после своего поспешного изгнания из системы Сатурна, неспешно прокладывает дорогу к дому Сирхана и Риты, и тут отражение большого-Манни-с-памятью-Манфреда обрушивается на его сознание, как тонна дымящегося компьютрония, раскаленного докрасна.

Это классический момент в стиле «о, чёрт!». В промежутке между отрывом ноги и наступанием на другую ногу Манфред оступается с размаху, чуть не выворачивает лодыжку и останавливается, хватая ртом воздух. Он вспоминает. Сначала откуда-то из третьих рук приходит память о том, как он воплощен как Манни, сын-непоседа Риты и Сирхана (и почему только они захотели воспитать предка вместо создания нового ребенка? Это один из задвигов их новой культуры, настолько чуждых, что он с трудом понимает их) Потом он долго вспоминает жизнь ускоренным отражением — как беспамятный Большой Манни наблюдал за своей главной ветвью из городского киберпространства. Появление Памелы, реакция взрослого Манни на нее, сбрасывания в память Манни еще одной копии воспоминаний Манфреда, и теперь это… Сколько же штук меня тут водится? — нервно гадает Манфред. Памела? Она-то что здесь делает?

Манфред встряхивает головой и оглядывается. Теперь, когда он побывал Большим Манни, он точно знает, где он, и что еще важнее, теперь он отлично разбирается в городских интерфейсах следующего поколения. Светящиеся пиктограммы на стенах и потолке обозначают целую кучу разнообразных услуг во всем диапазоне от местных служб мгновенного доступа до телепортации на межзвездные расстояния. Ага, значит они все еще не свернули географию полностью, осознает он, удовлетворенно цепляясь за ближайшую из собственных, понятных мыслей на эту тему, пока память Большого Манни еще не объяснила ему все. Насколько же это чудно — видеть все это впервые, все эти изыски техносферы, на века обогнавшей последнюю из тех, в которых он был жив — и при этом иметь воспоминания, в деталях объясняющие ее устройство. Манфред замечает, что ноги все еще несут его вперед, и он подходит к покрытой травой площади, двери по краям которой ведут в личные апартаменты. За одной из них он и встретит своих потомков, и — со всей вероятностью — Памелу. Мысль об этом заставляет его желудок сделать маленькое головокружительное сальто. Не готов я к этому…

Острое дежа вю. Он стоит на знакомом пороге, которого никогда не видел. Открывается дверь, и дитя с серьезным лицом и с тремя руками смотрит на него снизу вверх. Манфред пялится на его третью руку, эту ужасающую костяную косу с шипастым гребнем от локтя. «Здравствуй, я» — говорит мальчик.

«Привет тебе» — говорит Манфред, продолжая пялиться. «Не припоминаю себя таким…» Но Манфред помнит — ведь Большой Манни приглядывал за ним немигающим аргусовым взором вездесущей робопыли в воздухе. «Твои родители дома? Твоя…» Его голос перехватывает. «…Прабабушка?»

Дверь открывается шире. «Заходи» — торжественно говорит мальчик. Потом он отпрыгивает назад и проскальзывает в боковую комнату, ловко пригибаясь. Как будто ждет выстрела вражеского снайпера, осознает Манфред. Суровая доля — быть ребенком во времена, когда ничто не запрещает боевое оружие, ведь можно восстановиться из архивной копии сразу же, как матч закончился.

Части этого дома разделены триллионами километров пустоты, отчего Манфреду кажется неверным называть его домом — и все равно внутри сейчас тесновато. Из гостиной доносятся голоса, и он направляется туда. Он проскальзывает в арку из роз без шипов, которые Рита вырастила вокруг рамки Т-портала, его тело становится легче, но тяжесть на сердце остается. Он оглядывается. «Рита?» — спрашивает он. «И…»

«Здравствуй, Манфред». Памела сдержанно кивает ему.

Рита поднимает бровь. «Этот кот всего лишь спрашивал, может ли он использовать домашний сборщик… Я совсем не готовилась к семейному воссоединению!»

«И я тоже». Сочувствующий Манфред потирает лоб. «Памела, это Рита, жена Сирхана. Они мои… наверное, эйген-родители будет словом не хуже других, они растят мою реинкарнацию».

«Пожалуйста, садитесь» — предлагает Рита, указывая на пустой участок пола между верандой и каменным фонтаном в форме секции гиперсферы. Почти незаметный в воздухе роботуман приходит в движение, и на полу материализуется футон из алмазноволокна, поблескивающего в искусственном солнечном свете. «Сирхан как раз занят Манни, нашим сыном, он вернется совсем скоро».

Манфред робко садится на край коврика. Памела чопорно садится на другой его край, избегая его взгляда. Последний раз они встречались во плоти по разные стороны скандального развода и идеологического барьера размером с континентальный водораздел, они разошлись, проклиная друг друга, но теперь все это осталось по другую сторону впечатляющей пропасти лет. И развод, и идеологические распри стали тенями на горизонте, за много субъективных десятилетий за спиной — были ли они на самом деле? Но хотя у них и есть теперь некоторый повод встретиться, Манфред все еще с трудом может взглянуть на нее. «Как поживает Манни?» — спрашивает он хозяйку, чтобы хоть чем-нибудь заполнить тишину.