Академия второго дыхания: выход пантеры - [84]

Хорошо, что времена войн прошли и молодежь сражается только в командных конкурсах. Да обнимается на бревнах, обсуждая мирные тренировки.

Лезть по стене не хотелось категорически. Настороженно оглядываясь, я обошла башенку по кругу и, к необычайной своей радости, обнаружила вырубленную в камне небольшую хозяйственную дверь.

Даже не пришлось срывать замок, дверь заскрипела и открылась от толчка.

Моей кошке очень нравилась вся эта таинственность, прокрадывание, ощущение охоты. Я легко проскользнула по узкому старинному коридору, добралась до витой лестницы и побежала наверх. Не пойму, зачем больного затаскивать туда?

На втором этаже располагался обширный гостевой холл с кабинетами. И только на последнем, третьем — спальни. Первая из них оказалась пустой.

Услышав звуки поскрипывания из приоткрытой следующей комнаты, я резко остановилась. Так. Возможно, он не может уснуть и крутится в кровати. Да, конечно, крутится, а что это еще может быть.

Я вдохнула-выдохнула, стараясь успокоиться, и медленно потянула за дверную ручку.

На широкой кровати, среди сбитых простыней, двигалось мускулистое широкоплечее тело. Из-под него виднелись длинные стройные ноги и доносилось довольное постанывание.

Мгновенная слабость заставила меня облокотиться спиной о стену. Мой Итан. Золотоволосый, родной, честный Итан драл на моих глазах какую-то местную девку. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

— Эй, парень, — громко сказала я, — а где Итан?

В комнате раздался звонкий женский визг. Золотоволосый молодой человек — точно-не-Итан-я-знаю! — отчаянно забарахтался, пробуя сохранить темп и не выпустить партнершу.

— На первом этаже правой пристройки, — прохрипел он и повернул ко мне крупной лепки лицо с узнаваемыми семейными чертами Донахью. — А ты кто?

— Вот же стерва, — в сердцах обругала я домоправительницу, сознательно давшую другое место пребывания раненого. Она что, боялась, что я выпрыгну из кареты и силой начну прорываться в башню? — Это я не вам. Я гостья, все нормально, Итан меня ждет.

Парень зафиксировал руками крутящуюся девчонку и строго сказал:

— Надо пораньше приходить, раненому ночью полагается спать. — И, уже обращаясь вниз: — А ты не крутись и ноги пошире, лапа, мне неудобно.

При этом он продолжал двигать округлыми симпатичными ягодицами.

Я вспомнила свои первые нежности с альфой и чуть не рассмеялась в голос. Прямолинейность тигров умиляет, если сам не принимаешь участия.

Когда я уходила, у парочки снова все наладилось, судя по возобновившимся вздохам.

Значит, противоположная сторона…

Выскользнув на улицу, я почти бегом обошла основной дом поместья и нашла вторую пристройку.

Ведущая в нее дверь была на замке. Пришлось ломать рывком, надеясь, что скрип и скрежет не услышат в центральном здании.

— Кто здесь? — донесся встревоженный родной голос, и в комнате прямо по коридору зажегся свет лампы.

— Это я, Мари, — сказала я, открывая дверь.

— Наконец-то! Ты где была так долго? Я уже чуть волноваться не начал.

Итан сидел в постели, сонный, обложенный подушками. В свете лампы светилась гладкая, чуть загорелая кожа, почти падали на плечи отросшие волосы, искрились в улыбке ярко-желтые нахальные глаза.

Только сейчас я поняла, в каком напряжении находилась все эти дни. Как болели мое сердце и душа. Как не хотелось верить в то, что говорили окружающие и подсказывал холодный разум.

— Ты ждал меня? — на всякий случай спросила я подрагивающим голосом. Нет, слышала я хорошо. Но хотелось послушать еще раз.

— Конечно, — удивленно ответил он. И вдруг немного, на незримое, крошечное движение отпрянул назад, к противоположному краю кровати. Чует, кошак…

— Тогда что ты мне за ужас нарисовал в записке? — шипяще спросила я, подкрадываясь ближе.

— Нарисовал грустное лицо. Означает «скучаю», — осторожно ответил Итан, уже заметно отодвигаясь и спуская ногу на пол.

— Скучаешь? Написать нормально не мог?

Я схватила лежащую с краю кровати подушку и треснула его по плечу. Скучает он! Лица прощальные рисует!

Он слез с кровати и отшагнул, пытался увернуться от нового удара. Как бы не так. Одним движением я перелетела через разделяющее нас препятствие.

Итан попытался поговорить:

— Спокойно, Мари! Я не мог писать, руки дрожали.

— Сволочь! — заорала я, размахнувшись и снова ударив подушкой прихрамывающе отбегающую жертву. — Да ты представляешь, что я только ни передумала, как только эту рожу не трактовала? Вот что, что означает точка в конце?!

Итан на всякий случай поднял руки, защищая голову. Под мышками золотился пушок. На теле не видно было ран.

— Это я ручку расписывал, — ответил он и вдруг низко, радостно засмеялся: — Да ты испугалась за меня?

Ну какие же мужчины бывают идиоты! Как мне не испугаться, его же в полумертвом состоянии увезли. А потом записки странные передают.

Я зло зарычала. А он подался вперед и обнял меня, прижал к себе, сковывая руки и не давая драться.

— Котенок! Мой любимый, заботливый, испуганный котенок.

Он гладил меня по спутанным волосам, а я яростно кусала его за плечо и шею. Сначала злобно рыча, потом фыркая, потом осторожно зализывая укусы. Можно было вырваться, но зачем.

Я успокаивалась. Вдруг страшно захотелось спать, поэтому, когда сильные руки подняли и опустили на кровать, устроили меня рядом, прижимая к теплому, пахнущему домом телу, я фыркнула последний раз, вытерла рукой мокрое от слез лицо и… уснула.