Академия Тьмы - [33]

В голове у человека прозвучал гадкий вкрадчивый голос. «За свободу всегда надо платить, ты еще пожалеешь о своем ребячестве и попросишь вернуть все вспять, но цена будет намного выше, она может оказаться непомерной». Саня гневно улыбнулся, выказывая свое презрение к таким речам, и торжественно выкрикнул:

- Я тверд в своем стремлении к свободе. Ее так сложно заслужить… Так будет Ад. Амбу Хоши (яп.) – звезды чернейшей сторона.

 Все замерло. Вот он, звездный час избавления…

Саня посмотрел на свои руки, как будто впервые их видел и с силой сжал пальцы. Клубок Ауры, приняв последние капли темной энергии, мощи и умений, был смят как воздушный шарик и естественно… лопнул. Мощный диссонанс потряс пространство. Со всех сторон к нему потянулись потоки кислорода, а потом испуганно отпрянули, открывая дорогу разгорающемуся черным светом погребальному костру. В его центре время застыло и пошло вспять. Там виднелось ядро этого ужаса. Темный омут, где вечно пляшут черти.

Оно легко воспрянуло вверх и перышком стало падать на окровавленное тело призрака. Ядро было полностью укрощено и не трогало ничего кроме воздуха… и своей цели. Уже почти вплотную приблизилось к обездвиженному монстру. Темная сторона звезды – Черная Дыра!

Последние слова чудовища прозвучали четко и звонко в предсмертной тиши:

- Может, предостережение от меня прозвучит странно, но будь осторожен. На тебя, несомненно, положили глаз страшные силы. И… прощай человек, моя душа навеки в долгу перед тобой. И их души тоже…

Тело Джуккая разорвало на мелкие, почти незаметные кусочки и втянуло в червоточину. Его время закончилось. 

Вокруг, над местом, где только что покоилась уродливая туша, начали проявляться маленькие, светящиеся бледным, тусклым лазурным светом, огоньки. Так как и должны выглядеть души. Вокруг них еле видны силуэты призрачных тел. Их было много. Каждый медленно подлетал и дотрагивался до какой-нибудь части тела парня. После этого они ярко разгорались и исчезали. Почти все касались ног и ступней. Некоторые прикасались к рукам. И только трое из них были особенными. Красный, черный и зеленый. Красный был явно душой самого Джуккая, он прикоснулся к каждой руке и наклонился прямо перед глазами Сани, отвешивая изысканный поклон. После чего быстро завертелся вокруг своей оси и втянулся в центр, оставив облачко мерцающих в полумраке блесток. Черный шарик переливался по ободку всеми цветами радуги. Он дождался своей очереди и вместо того чтобы как и все прикоснутся к телу юноши, описал круг вокруг лба и по спирали вошел в землю. Последний, бледно-зеленый огонек, дергался как припадочный, как если бы не зная, что делать, и в результате угодил прямо в лицо Александру, как бы целуя его в губы. Отпрянул, смутившись, и унесся прямо по коридору.

Саня осторожно поднял на руки все еще бессознательное тело девушки и прижал к груди. Его аж заломило от чувства неизвестности, так как и совсем недавно. Хотелось творить, заполнить пустоту. Mp3 самопроизвольно включил песню. Странно, что он остался цел... Дэвид Ашер – Черное, черное сердце. Настоящий реквием.

Губы сами стали читать стихи, постепенно набирая ритм, ломаясь, глупо рифмуя. Не задаваясь целью получить идеал или просто соблюсти правила стихосложения, а просто передавая словами те образы и чувства, что его переполняли:

-

Средь туч увидел я глаза,

Смотрели гордо, но печально,

И тихо капнула слеза,

Приоткрывая клетку тайны,

Там Музы спрятано перо,

Наверно даже не случайно,

Увидеть детство так легко,

Ты окунись в воспоминания.

Но нет их более у нас,

И нету в жизни у меня,

Мечты превыше сострадания.

Но станут люди ли жалеть

Того к кому им нету дела?

И муки продолжаются ужаснейшие разума и тела.

Внутри тюрьмы моей души наверно нету больше птицы,

Как и судьбы незнания частицы,

Терзают сердце изнутри.  

Мой идеал разбился на куски,

Со мной осталась только ты,

Моя Любовь.

Не дрогнет же рука, и мысль останется тверда,

У них, у тех, кто гроб для моей жизни сотворил,

Тем более того, что изваять посмел я сам,

Никчемный человек.

Седая древность мне порукой,

Да Винчи, греки, римляне, Роден,

Смешное у меня искусство.

И та скульптура, что казалась воплощением чувства,

Поперек горла стала каплей серной кислоты,

Меня похвалишь даже ты,

Но умерло в душе желание творить,

И нужно положить конец несчетному ваянию,

Пусть даже ваше сострадание,

Падет на сердце черствое мое,

Оно не сможет пробудить те чувства,

Осталось мало их,

Всего лишь грусть,

И глупое искусство.

Во тьме столь мглистой пустоты,

Где нету серости, но также нет любви,

Летают жизней светлячки,

Те души радуги цветов,

Который же из них пустой?

Конечно мой!

Но вы взгляните на сию скульптуру,

Разве не это пустота?

Ее я воплотил, имея ветреную душу,

Ну, так зачем ей жить,

Страдая, как и я?

Лишь ты, Моя Любовь,

Увидела во мне добро.

Рассейся же творением света,

И сокруши мою печаль,

Пусть от меня уйдет то лето,

Где одиночества врата.

Ты ключиком мечты своей,

Открой-ка ту пошире дверь,

И выпусти меня через нее вовне…

Туда, где мерно плачут небеса,

Не в силах поменять мой жребий,

Как высохшая на ветру роса,

Тянущий в самую пучину Тьмы.  

Хочу, но не могу я изменить судьбу,