Академия альфачей, или Всем лечь на лопатки! - [35]
Надо же, принц не выпячивает свой особый статус? Интересно. У меня-то впечатление от него осталось малость другое. Передо мной-то он успел много чего повыпячивать.
— Добрались. — Эни с облегчением вздыхает. — Добро пожаловать в мою обитель.
Глава 28. Бабочки и кусь
Только и успеваю что перевести дух. За красивой белоснежной дверкой с рисунком цветов нас встречает что-то вроде прихожей три на три метра. Стены вокруг стеклянные и покрыты мелким узором, напоминающим сцепленные между собой снежинки. Что находится по другую сторону ‒ не видно.
‒ Здесь ‒ моя комната. ‒ Эни, поставив коробку на пол, хлопает ладонью по еще одной белой двери. На ней рисунок расправленных крыльев.
Предельно скромничая, просовываю голову в помещение и оглядываюсь.
Чистенько. Огромное арочное окно от пола и до потолка. Аккуратно застеленная кровать у стены, массивный стол и несколько шкафов, уставленных книгами. Ничего лишнего.
Эни терпеливо ждет, пока я удовлетворю любопытство, и указывает на двустворчатые двери напротив его комнаты. Цветочные узоры на них дополнены выпуклыми поблескивающими камнями.
‒ А за этими дверями то, ради чего я трудился и выбивал себе отдельные апартаменты, ‒ сообщает парень и кивком предлагает мне самой продолжить познавательную деятельность.
Заманивать пельмешками меня не приходится. Я кладу Маляву на Радика и с готовностью тянуть к двери. Створки легко распахиваются. И мгновением позже все внутри у меня замирает от восторга.
По всей видимости, мы на самом верхнем этаже. Потолок далеко в вышине и практически сливается с небом. Повсюду цветущие кустарники, и разливается океан из цветов ‒ намного красивее тех, что растут на территории академии. Порхают бабочки с переливающимися крыльями. Солнечные лучи проходят сквозь стеклянные стены и создают бликами замысловатые рисунки на всех поверхностях. Воздух наполнен свежей прохладой и ласкающим обоняние ароматом.
‒ Красотень, ‒ выдыхаю я.
‒ Нравится? ‒ У Эни лучатся глаза, когда он оглядывает свои владения.
‒ Еще бы! Настоящая оранжерея!
‒ Рад, что ты оценила. Каждый цветок здесь по-своему уникален. ‒ Он нежно касается лилового бутона, который, кажется, сам тянется приласкаться к нему. ‒ Я забочусь о них, и они отзываются на эти чувства.
Еще как отзываются. Усиленно пялюсь на волосы Эни, которые облепили бабочки. Да и ближайшие цветущие кустики так и норовят потереться об него. Прямо принцесса из сказки, неплохо задружившаяся с местной живностью. Даже не удивилась бы, если бы мой потенциальный сосед начал бы заливаться песенками и кружиться в танце.
‒ Пойдем со мной, Ася. Покажу еще кое-что.
Эни устремляется вперед. Вспорхнувшие бабочки блестящим облаком следуют за ним.
Вдыхаю полной грудью. Запихиваю сунувшегося было в оранжерею Радика обратно в прихожую, наказываю сидеть тихо и прикрываю створку. Поворачиваюсь… И замираю.
Успевший хорошенько выспаться Малява стоит на задних лапах в паре метров от меня. Его пасть широко распахнута ‒ о-о-о-очень широко, прямо как у инопланетных монстров в фильмах ужасов, и нацеливается он явно на тот нежный лиловый бутончик, который совсем недавно ласкался к Эни.
В голове проносятся слова парня о том, как он здесь хорошенько обо всех заботится. Вытянув руки, бросаюсь к Маляве.
‒ Замри! ‒ Мое шипение не отличить от змеиного.
Псинка действительно застывает и косит на меня обсидиановыми глазами. Его пасть все еще распахнута, и я, честно признаться, этому рада. Захлопни он ее, и трындец цветочку.
‒ Не. Жрать. ‒ Каждое слово произношу с особой вкрадчивостью и добавляю к интонациям несколько суровых гримас.
Челюсть Малявы дергается. Цветочек дергается. Я тоже дергаюсь.
Со всеми этими дерганьями точно скоро стану абсолютно дерганной.
‒ Нет, ‒ протягиваю я.
Малява смотрит на меня. Я смотрю на него. У цветочного бутончика, судя по потускневшему виду лепестков, нервный срыв.
‒ Не-е-ет, ‒ добавляю я вкрадчивости.
Алый язык проскальзывает по цветочку, а затем моя псинка отодвигается. Облизывается, но попытку оттяпать у цветка пестик со всеми тычинками не повторяет.
‒ Фух… Хороший мальчик. ‒ Наклоняюсь и глажу Маляву по лысой макушке. ‒ Ничего тут не трогай.
До меня доносится голос Эни. Он зовет меня из глубин оранжереи. От греха подальше запихиваю Маляву подмышку и тороплюсь к владельцу всего этого великолепия. Попутно обзавожусь пассажирами на плечах и в волосах. Бабочки тут скромностью не отличаются.
Бреду по аккуратной тропинке и размышляю над очень важным вопросом. А где я, собственно, буду жить? Нет, с апартаментами определились. Но кое-что смущает… Или вопрос следует формулировать иначе? Каким образом я буду здесь жить? Как выяснилось, у Эни крохотная комнатка и большущая оранжерея. Комната ‒ ладно, для одного подойдет, но куда впихивать соседа? А в нашем случае соседку. Меня, то есть? Куда собираются пихать меня?
Или тут все молча подразумевают, что я должна делить постель с Эни?
Глава 29. Радуга и акция
Мишаня разве не знает, что бывает, когда девушка и парень надолго остаются наедине? Нет, многоуважаемый ректор явно в курсе, раз уже успел обзавестись собственной Звездочкой.
Рыцарь Моргаут, предавший своего короля тем, что полюбил его супругу, по смерти оказывается в пластичном и приветливом мире, покорном всем явным и тайным желаниям. Лишь одно вынуждает заподозрить в нем ад – низкое небо, затянутое желтоватой пеленой, сквозь которую иногда прорывается сияющее видение меча с крестообразной рукоятью, знамён и войска.И поселяются в этой обители непрестанной грусти разные люди из различных времён: русская домохозяйка и японская куртизанка, французская художница и персидский суфий, мальчик из небывалой страны и поп-расстрига… Все они потеряли связь с теми, к кому были раньше привязаны, и постепенно Моргаут понимает, что его цель – восполнить в этом мире нехватку любви.
Исследователь Луиза Маршалл привыкла изучать медведей, но не привыкла быть объектом изучения. Однако Ти Мун наблюдал за ней в течение многих месяцев, восхищаясь ее заботой о животных… и теряя голову от сексуального влечения. И хотя он поклялся жить в одиночестве, его страсть слишком сильна, чтобы устоять перед Луизой, особенно сейчас, когда он принес раненную девушку к себе домой.
Бывают просто рождественские утра, а бывают рождественские утра вроде этого: когда я вижу, как мой брат Рис расхаживает по нашей нью-йоркской квартире… и улыбается. Да, речь о Рисе, замкнутом, хмуром и раздражающем; о человеке, который превратил угрюмость в искусство. Но сейчас он вовсе не хмурится. Нет, собственно говоря, сейчас он угрожает отделать меня пистолетом за то, что я пожал руку красивому, милому, полураздетому созданию по имени Джейн, которое только что попыталось выскользнуть из его спальни.
Джейни Ханнаган - ловец снов. Проникая в чужие сны, она видит суть человека, его скрытые помыслы и желания. Однажды Джейни проникает в сон Генри Фингольда, своего отца, которого она никогда не видела прежде и даже не знала о его существовании. Больной отец открывает дочери их семейную тайну, и Джейни оказывается перед труднейшим выбором: либо остаться обладательницей уникальных способностей и повторить печальную судьбу родного отца, либо, порвав с остальным миром, отказаться от дара, но при этом сохранить себе будущее.
Какое чудо может спасти человека из заколдованного круга повторов одного апрельского дня? Рецепт давно известен…
Такалина, Богиня-Созидательница, сотворила из падающей звезды Дракона и даровала ему дом на севере. Племя крылатых королей всегда было малочисленным, но род их не угасал, и вот родились два мальчика-близнеца. Но кровь отца-дракона унаследовал только один из них, и второй позавидовал ему. И воспряло древнее Зло, и замер в ужасе мир под ледяным дыханием Зимы Дракона...