Аид - [37]

Стало холодно: угли в камине затухали. Я дотянулась до валявшегося в ногах кровати бордового пледа и завернулась в него. Свечи прогорели, и голые фитили отбрасывали на стены странные тени.

Твердо решив, что меня не оставят гнить в душном царстве Джейка, я успокоилась и, ощутив первые волны сна, сосредоточила всю мысленную энергию на связи с Ксавье. Тело налилось тяжестью, и в то же время я ощущала неописуемую легкость. Невозможно точно указать миг расставания материи с духом, но когда комната отеля расплылась, а у меня перед носом оказалась лепная роза на потолке, я поняла: случилось! Теперь надо только позволить себе свободно плыть.

И я понеслась подобно звуковой волне. Я пронизывала пространство и время, плыла над водами, пока не достигла конечной цели. Я стояла в спальне Ксавье. Проникла в нее, словно ветер в дверную щель. Ксавье в полный рост растянулся на кровати, ничком, зарывшись лицом в подушку. Он даже не снял ботинки. На полу валялись забытые копии «Принстонского обозрения ста лучших колледжей». Его мама, Берни, и мне подарила экземпляр, уговаривая нас выбирать из первой десятки. Я улыбнулась воспоминанию: мы с Ксавье говорили об этом всего за несколько дней до Хэллоуина. Лежали на лужайке, по очереди зачитывая вслух отрывки избранных описаний.

— Поступим в один колледж, да? — спрашивал он, не сомневаясь в ответе.

— Надеюсь, — отвечала я, — только если они согласятся перевести меня на новое место.

— А пошли они! Никаких «если», Бет, — рассердился Ксавье. — Надо сказать им, чего мы хотим. Мы заслужили это право.

— Хорошо, — согласилась я, отобрала у него толстый томик, пролистнула страницы и ткнула пальцем в указатель. — Как насчет Пенсильванского государственного?

— Шутишь? Мои родители на дыбы встанут.

— Почему? Чем он плох?

— Говорят, это партийная школа.

— Я думала, выбор за тобой.

— Так и есть, но они все равно будут горой стоять за «Лигу Плюща». В крайнем случае — за что-нибудь вроде «Вандербильдта».

— Алабамский университет? — предложила я. — Молли с девочками подали туда заявления. Хотят вступить в женское землячество.

— Еще три года с Молли? — наморщил нос Ксавье.

— «Оле Мисс» тоже неплохо звучит, — мечтательно протянула я. — Как по-твоему?

Он улыбнулся.

— Отличная идея. И от дома недалеко. Вносим в список.

Тот разговор прокручивался в голове, словно вчерашний день. Но сейчас лежащий на кровати Ксавье не думал о будущем. Он перевернулся на спину, тупо уставился в потолок. Задумчивый, изможденный. Я так хорошо его знала, что могла прочитать мысли: «Что дальше? Что мне теперь делать? Что еще я могу сделать?» Рациональное мышление было сильной стороной Ксавье, не зря многие обращались к нему со своими проблемами. Даже мало знакомые ученики спрашивали у него совета: какой курс выбрать, каким видом спорта заняться. И редко уходили разочарованными. Ксавье на редкость умело рассматривал вопрос со всех точек зрения. Чем сложнее была задача, тем с большей решимостью он к ней приступал. Но вот та, что встала перед ним теперь, оказалась не по зубам. Все равно, с какой стороны на нее ни взгляни, ответа не было, и я понимала, что его это убивает. Ксавье не привык чувствовать себя беспомощным.

Как многое мне хотелось ему нашептать! «Не тревожься. Мы выберемся. Мы всегда справлялись. Мы непобедимы, помнишь?»

Странно, мы вдруг поменялись ролями. На этот раз мне выпало пробиваться к Ксавье. Я усилием воли потянулась к нему, зависла над самым лицом. Его полуприкрытые глаза светились кусочками неба, однако привычного блеска в них не было. Легкие каштановые волосы рассыпались по подушке, на ресницах блестели непролившиеся слезы. Буря чувств едва не заставила меня отвернуться.

Даже в самые серьезные минуты его взгляд был полон жизни. Едва он входил, в комнате становилось светлее. Недаром старосту выпускного класса «Брюс Гамильтон» любила и уважала вся школа. О нем никто никогда дурного слова не сказал. Не могла я видеть его таким убитым.

От осторожного стука в дверь я шарахнулась через всю комнату: порыв ветра чуть не перевернул стул, однако Ксавье и не заметил. Много погодя дверь приоткрылась, и в щель заглянула Берни. При виде безжизненно лежащего на кровати сына она озабоченно нахмурилась — и тут же скрыла тревогу за натянутой безрадостной улыбкой. В ее лице я читала любовь к Ксавье, острое желание защитить.

— Тебе что-нибудь принести? — спросила Берни. — Ты совсем не ел за ужином.

— Нет, спасибо, мам, — тускло и безжизненно отозвался Ксавье. — Мне бы поспать.

— Что с тобой, милый? — Берни тихонько подошла и осторожно подсела к сыну. Похоже, она колебалась, разумно ли навязываться сыну-подростку, когда тому плохо. Все в Ксавье говорило ей, что он хочет остаться один. — Я никогда не видела тебя таким. Что-то с девочкой?

Оказывается, его мать ничего не знала. Ксав не рассказывал ей, что я пропала. Наверное, чтобы она не бросилась к шерифу, не стала требовать расследования, тщательных поисков.

— Можно сказать и так, — отозвался Ксавье.

— Ну, такие вещи улаживаются сами собой. — Она ласково погладила сына по плечу. — И мы с отцом всегда рядом, если нужны тебе.