Ахилл - [4]

— Давай, отделай его тем копьем, что у тебя всегда при себе, промеж ног!

Ну, в общем, ты знаешь этих фригийцев с их мужланскими шутками!

А Бусилай знай себе по-звериному рычит (вполне возможно, он и речи-то был не обучен), — рычит и наступает на нас. Один! И, скажу тебе, у многих наших, наверно, было поползновение податься назад. Уже одно то, что никто все-таки не отступил — даже одно это нелегко нам далось. Лишь Агамемнон, — он как раз стоял неподалеку от меня, — знай себе посмеивается. Потом, обращаясь ко мне, говорит:

— Надо проучить этого наглеца. Ну-ка, Клеон, сбегай вон к той повозке и позови сюда Пирру.

— Пирру? — удивился я, недоумевая, как это дeвица может проучить такого звероподобного великана.

— Да нет, — опять усмехнулся Агамемнон, — ослышался ты, не Пирру, а Пирра. Пирр его зовут, юношу из той повозки, уж он-то проучит этого скота. Только давай-ка побыстрее, а то, глядишь, кто-нибудь из моих гоплитов ввяжется в драку — и тогда прощай для нас Птелей.

Любым из богов я готов был поклясться, что нет в этой повозке никакого юноши, но не перечить же царю — бросился к ней со всех ног. Подбегая к ней, сам уже не знал, кого звать — Пирру или Пирра.

Впрочем, звать никого и не понадобилось. Когда подбежал, полог был уже отдернут, и в следующий миг, на ходу застегивая ремешок шлема, на землю спрыгнул юноша в доспехах, с коротким и очень остро отточенным мечом в руке. Удивительно крепкий юноша, с отличными мускулами, хоть и был несколько худощав. Волос под шлемом не разглядеть, но вот лицо... Лицо было той самой девушки, которую я однажды мельком увидел в этой повозке! Боги! Это была она! Или тогда, в первый раз, это был он! Как ни скажи — все получается одинаково глупо.

Не решаясь обратиться по имени, я сказал:

— Агамемнон ждет, — и указал в ту сторону, откуда доносился рык Бусилая.

Он... (ну да, он, он, конечно, — теперь уже я не сомневался, что это все-таки юноша...) ...он, ни слова не говоря, кивнул; как пушинку, прихватил с повозки тяжелый, с двойной оковкой щит и твердым шагом направился туда, где наш царь прятался за спинами приунывших гоплитов. Только ремешок шлема ему все никак не удавалось застегнуть, верно, застежка так некстати сломалась.

Я последовал за ним. И, — уж не знаю, в чем тут дело, в его уверенной поступи, в его бесстрастном лице или в том, как легко он вскинул свой тяжеленный щит на плечо, — я вдруг почувствовал, что такая сила исходит от него, какой даже в великане Бусилае не ощущалось только что.

Когда мы приблизились к Агамемнону, в лице его появилась уверенность, такая же, как в лице юноши. Он вышел из-за строя своих воинов и, перекрикивая звериное рычание исполина, возгласил в сторону облепленных городскими зеваками земляных стен:

— С вашим воином Бусилаем будет биться наш воин по имени Пирр!

Бусилай ответил на это особенно громким и грозным рыком — видимо, вправду, не умел изъясняться на людском языке. Так уж бывает: если плоти слишком много, то не остается места для разума.

Наш странный юноша вышел и все той же твердой поступью, несколько неторопливо, — было видно, что эта неторопливость происходит от уверенности, а вовсе не от страха, — двинулся вдоль наших рядов в сторону великана. Тут же зеваки заулюлюкали с крепостных стен:

— Сейчас тебя поджарят, рыжий петушок микенский!

— Да какой петушок?! Цыпленок!

— Цыпленок против льва!

— Размажь его, Бусилай!

— Втопчи его в землю!

— Разотри, как гусеницу!

Наши микенские гоплиты стояли понурые — верно, как и фригийцы, не сомневались в скорой гибели отважного юноши. Никто из них не осознал того, что успел осознать я, — той огромной силы, которая в нем заключена. Хотя, если сравнивать его с исполином Бусилаем, он, несмотря на свой немалый рост и свои превосходные мускулы, казался неким почти что эфирным созданием.

Впрочем, кроме меня, еще и Агамемнон явно осознавал то же самое, ибо оставался совершенно спокоен.

Юноша был шагах в ста от Бусилая, когда шлем, так и не пристегнутый, стал сползать ему на лицо. Он снял его и отшвырнул в сторону. Длинные, как у девушки, рыжие волосы, высвободившись, разметались по плечам. Что тут началось на стенах Птелея!

— Да это ж девка!

— Ну микенцы! Мужики обделались — теперь за них девки воюют!

— Эй, рыженькая, ну и иди, иди, не робей! Иди к нашему Бусилаю, он девок любит!

— Эй, Бусилай, покажи ей, что там у тебя есть!

"Бусилай, ну-ка, ты ее — то! Бусилай, ну-ка, ты ее — это! Ну-ка, ты ее — эдак! Ну-ка, ты ее — так!" Ты, в общем, представляешь себе, что в подобных случаях могут орать фригийцы.

Вот когда они мигом притихли — это когда Бусилай, осклабившись, метнул в нашего юношу копье. Расстояние между ними было шагов семьдесят, а Бусилай лишь едва-едва размахнулся, но тяжеленное копье было пущено с такой чудовищной силой, что насквозь пробило щит и застряло в нем, войдя по середину древка. Небось, все, и зеваки, сидевшие на стенах, и наши притихшие гоплиты, смекнули — это какой же силищи должен быть удар, чтобы пробить щит с двойной бронзовой оковкой!

Да ты сам представь себе! Мало нашлось бы воинов, кого не свалило бы наземь таким ударом!