Ах, кабы на цветы - да не морозы - [8]

Крошечный осколок моего счастья лежит у меня в коробочке вместо кольца. Вот он, передо мной, его можно потрогать, взять в руки, значит, все было на самом деле.

Накануне отъезда мы заказали вина и поставили на стол цветы. Вадиму было тоже грустно, хоть он и не признавался.

- Ну что ты! - бодро сказал он. - Теперь мы всегда будем ездить в Палангу. И всегда в сентябре, это ты хорошо придумала.

Всегда... Никогда... Эти два слова не принадлежат человеку, хотя все только и делают, что их произносят... Я опустила голову, а когда подняла, то увидела, что через весь зал к нам идет старый актер - тот самый, что поглядывал на нас эти две недели.

- Разрешите? - Он держал в руке бокал вина. - Вижу, вы уезжаете?

Он поставил бокал на стол, отодвинул стул, сел.

- Позвольте мне, старику, выпить за вас? Давно не встречал я таких, как вы, - так друг другом наполненных. За вас!

Он залпом выпил вино, хмуро посмотрел на Вадима и вдруг, прищурившись, погрозил ему пальцем.

- Только не вздумайте расставаться.

- Почему мы должны расстаться? - пробормотала я.

- Не знаю. - Его поставленный актерский голос гудел на бархатных низких регистрах. - В таких случаях почему-то всегда расстаются.

Он сказал так, встал, слегка поклонился и пошел за свой столик прямой, строгий, высоко и надменно держа гордую голову. Я испуганно и враждебно смотрела ему вслед, а Вадим засмеялся, накрыл мою руку своей "Чудак!" - но я видела, что ему тоже не по себе.

Нет, конечно, ни о каком расставании мы и не помышляли, не могли его себе даже представить! Одним мгновением пролетела призрачная светлая ночь, а утром мы побежали прощаться с морем. Сняв кроссовки, подвернув брюки повыше, мужественно вошли в ледяную прозрачную воду и бросили по монете чтобы вернуться сюда, вернуться! - а потом поехали на вокзал.

Стоя у вагонного окна, удаляясь все дальше от нашего рая, мы, конечно, грустили, только совсем немного: ведь мы были вместе, все еще вместе! Мы наперебой вспоминали всякую всячину: как морочили голову бдительной толстой дежурной, уволакивая на пляж покрывало, как взяли на прокормление приставшего к нам в первый же день щенка, а уезжая, доверили его актеру хмурый старик нежно прижал к себе пушистый комочек, - как гуляли в огромном палангском парке с его таинственными подсветами и деревянными скульптурами, искусно спрятанными в деревьях.

Наконец-то дошла очередь до рекламных проспектов, купленных по приезде в Палангу. Мы сидели рядом, Вадим обнимал меня за плечи, и, покачиваясь в этом стремительном, чистом, с иголочки, поезде, мы изучали нашу Палангу теперь уже отстраненно, на будущее. Мы ни словом не обмолвились об актере, хотя оба без конца думали о его словах, даже колеса выстукивали: "Не расставайтесь... Не расставайтесь..."

С нарочитой уверенностью мы собирались на будущий год пойти туда-то и посмотреть то-то, а колеса насмешливо, ритмично стучали: "Никогда, никогда... Не судьба, не судьба..."

Она, моя судьба, ждала меня дома. Не успела и сунуть ключ в скважину, как дверь распахнулась и передо мной предстал Митя собственной персоной.

- " - Митя! - обрадовалась я. - Митька! Получил все-таки мою открытку? Что ж ты не отвечал, Митя?

- Мамочка, я не один, - сказал сын и мягко высвободился из моих объятий.

- Ах, тут и Галя?

Заранее радуясь милой девочке - я и подарок ей привезла! - я шагнула в комнату. На моей тахте сидела блондинка с длинными ногами и перламутровым маникюром и спокойно курила. Она даже не встала, когда я вошла, правда, сигарету изо рта вынула. В пепельнице громоздились окурки.

- Познакомься, мам, это Люся, - чуть напряженно сказал Митя. - Я тебе потом все объясню.

Но мне и так все было ясно. Как была, в куртке и сапогах, я тяжело опустилась на стул.

- А как же Галя?

- Да все о'кей, не волнуйся, - небрежно отмахнулся Митя, и меня полоснула острая к нему ненависть. - Все о'кей, мать: подали на развод.

- Ясно, - еле выговорила я, потому что губы стали какими-то деревянными, не моими.

- Мы поживем пока в маленькой комнате, не возражаешь? Вообще-то мы что-нибудь снимем...

***

Кто-нибудь знает, что в таких случаях может сделать мать? Если знаете, то скажите, не таите в себе - Нобелевская премия вам обеспечена.

- Митя, зайди ко мне, - безнадежно попросила я" но они зашли вместе.

- У меня от Люси секретов нет, - гордясь собой, объявил Митя. А я-то думала, он у меня взрослый!

- Да вы не волнуйтесь, Татьяна Васильевна, - протянула Люся, прикуривая от старой новую сигарету. - У них ведь даже детей нет.

Я посмотрела в ее кошачьи глаза - большие, зеленоватые, поднятые к вискам, или это грим делает их такими? - и поняла, что надежды на милосердие нет.

Тем не менее попыталась.

- Разве только в детях дело?

- А в чем?

Что-то похожее на любопытство мелькнуло в холодных глазах.

- Наверное, в чувствах, - запинаясь выговорила я старомодное слово.

Люся засмеялась, и я задохнулась от гнева.

- Они любят друг друга.

Я ее уже не щадила, но Люся ни капельки не расстроилась.

- Любили, - спокойно поправила она меня.

- А ты что скажешь? - обратилась я к сыну, молча стоявшему в сторонке. Похоже, он предоставил решать его проблемы женщинам, как это сейчас водится.