Агуня - [17]

— Станешь ли женой моей, ладушка?

— Стану, любый! На том и порешили… Когда прощались, пообещал прилететь к ней ночью, а чтобы окном не ошибиться, наказал в ставень перышко воткнуть. Сам к батюшке бросился просить жениться как можно скорее.

— Негоже поперёд старших братьев младшему жениться, — ответил отец и не дал согласия.

Улетел Финист к зазнобе своей, что ждала его. Всю ночь они миловались, а наутро выпорхнул сокол из окна девичьей горницы. Дома опять в ноги отцу поклонился:

— Дозволь, батюшка, жениться на Марьюшке!

Но князь и слушать не стал. Так и повелось: ночь Финист с любушкой проводит, а утром домой возвращается. Братья Финиста только посмеивались, сестры же Марьины завидовали.

Пошли они к отцу жаловаться, но тот на них цыкнул:

— За собой следите!

Тогда задумали девицы недоброе. Опоили с вечера сестру зельем сонным, а в ставень вставили нож булатный да наняли человека, чтобы сторожил под окном. Как только упадет ему в руки сокол раненый, так пусть ему голову и скрутит. Прилетел Финист, ударился грудью о ставень, чтобы отворить его, но наткнулся на лезвие острое. Упал прямо в руки супостату. Тот увидел, что птица ценная, от жадности не стал добивать, а решил продать и еще нажиться. Понёс на ярмарку поутру, цену назначил. В тот день по ярмарке колдунья молодая гуляла, товары присматривала для себя. Увидела сокола и поняла, что не простая это птица. Купила, не торгуясь, и увезла к себе в подворье. Как она его в человека оборачивала, как рану лечила — не знаю, но только после врачевания того потерял Финист память.

Утром Марьюшка проснулась, глядь-поглядь — нет друга милого, а из ставня, слегка приоткрытого, нож окровавленный торчит. Поняла она всё и бросилась к отцу виниться, помощи просить.

Тут и княжичи с дружинниками налетели:

— Где Финист? Куда дели, злодеи?

Долго сёстры Марьи в ногах у них валялись и прощенья за брата просили. Оттаскали их за косы, плетей всыпали жалеючи и забрали себе в покои — постель греть. Марьюшке же сказали:

— За тебя Финист в беду попал — тебе и выручать. Найдёшь его за год — упросим отца поженить вас. Не найдёшь — не обессудь, сами отыщем, но ты его никогда не увидишь.

Горько заплакала девушка, отец о дочерях закручинился, но делать нечего — надо дело справлять. Собрала узелок, поклонилась батюшке и дому родному да пошла друга милого искать. Долго ходила, у многих спрашивала, но не видел никто. Вот уж полгода прошло, а ни следа, ни весточки о Финисте нет. Закручинилась Марьюшка, запечалилась. Идет, головы не поднимая от горя и тоски, да набрела на домишко ветхий. Постучалась, вошла в избу. Смотрит: грязно, не прибрано, печь не топлена, вода в кадке затхлая. Засучила рукава обтрёпанные — и давай порядок наводить. Убрала, пыль выбила, перемыла всё, печь растопила, воды наносила, щей наварила. Поела и залезла на полати отдохнуть. Только задремала, распахнулась дверь и въехала верхом на козле карга старая. Нечёсаная, немытая, лохмотьями едва прикрытая. Осмотрелась да как закричит:

— Кто в дому моем хозяйничал, кто тут все не по-моему поставил?!

Марьюшка испугалась и не откликнулась. Тут следом верхом на свинье еще одна хрычовка завалилась. Осмотрелась, щи попробовала и говорит:

— Вот бы нам нанять в слуги этого человека. Были бы мы с тобой, сестра, в тепле и сыты. Эй, кто там, выходи!

Делать нечего, спустилась девица к старухам, поклонилась в пояс и согласилась них служить. Отмочила их в щёлоке, отмыла в бане, колтуны в волосах вычесала, одежду новую сшила. Козла и свинью в сарай выселила и там им стойла отгородила. Целыми днями ведьмы где-то скакали на своих животных, а Марьюшка убирала, чистила, шила, мыла, еду готовила. Приедут к ночи, поедят, захрапят, а поутру опять ускачут. Так три месяца и пролетели. Как-то старшая из старух и говорит:

— Собирайся, Марья, в дорогу. Ты нам хорошо служила, но доля у тебя другая. За каждый месяц мы тебе щедро заплатим.

Открыла ларец кованый и положила на стол три парчовых сумы. Из первой достала веретено. С виду простое, но старуха поймала им луч солнечный и крутнула по столу. Заскакало, заюлило веретёнце, наматывая на себя пряжу солнечную.

— Так и лунный свет спрясть сможет, — подсказала старуха.

Сняла пряжу бесценную, спрятала в ларец, а веретено девушке отдала. Вторая ведьма открыла другую суму и достала оттуда подушечку бархатную, в которую игла воткнута. С виду простая, но воткнула карга её в холстину грубую, и заскакала игла по ней, вышивая узоры дивные. Не успели глазом моргнуть, как пред ними уже не тряпица старая, а думочка прелестная. Подушечку старуха себе забрала, а иглу воткнула в игольницу и Марьюшке отдала. Из третьей сумы достали челнок ткацкий. С виду простой, но обрядили в него верёвку пеньковую, и засновал тот, замелькал, выкладывая на столе ковёр пушистый. Коврик старушки себе оставили, а челнок девице отдали. Поклонилась им в пояс Марья, поблагодарила и совсем уж было за порог шагнула, когда бросили ей в спину клубочек неприметный.

— Беги за ним да не оглядывайся, — наказала старшая, и дверь захлопнулась.

Побежала девица за клубком. Коса об ветви растрепалась, сарафан в клочья порвался, ноги о коряги сбила, руки о колючки ободрала. Только узелок с подарками крепко к груди прижимает да глаза от хлёстких ветвей бережёт. Вот уже и сил нет дальше бежать, и дышать невмочь, а клубок всё катится и катится. Выбежала она на поляну большую, глядь-поглядь, а там терем узорный стоит и постройки разные поодаль. Видно, что живёт здесь богатый человек. Хотела было мимо пройти, да исчез клубок.