Агуглу (Тайна африканского леса) - [29]

— Вот мое тощее тело. Ему я обязан, что еще жив.

Сильный удар грома прервал его слова. Когда гром утих, Абу-Гурун наклонился над пропастью, где, извиваясь, ползли черные тучи, и машинально протер глаза.

— Бедный Несиб! С него сорвали одежды и в одно мгновение привязали к столбу. Вокруг него ходили самки, лая, как собаки перед покойником, втягивали носом воздух и щетинили шерсть от затылка до пяток. Увидев их выпущенные когти, я подумал, что они разорвут его живым. Самец, распоряжавшийся этой толпой, поднял волосатую руку и отогнал их. Но они остановились поблизости, вытянув шею и топчась на месте.

Нубиец говорил очень тихим голосом, без жестов и даже не мигая глазами. Муни стучала ногой о землю и закинув, в своей обычной позе, обе руки на затылок, нервно кусала губы.

— Несиб бесстрастно ждал. Мы, мусульмане, горды перед лицом смерти. Ни один мускул не дрогнул в его лице, когда к нему подошел начальник клана с поднятым ножом. Оружие, описав полукруг, вонзилось в тело около плеча. И Агуглу крикнул, показывая на рану, занимавшую все предплечье: «Вот моя доля!»

Вслед за ним в порядке возраста и заслуг подошли остальные и каждый одинаковым жестоким ударом отмечал свой кусок. Тело Несиба превратилось в сплошную рану. Он закрыл глаза и только слегка шевелил губами, произнося молитвы. Кровь струилась по бедрам Несиба и дети, лежа на животе, лизали стекавшие теплые капли.

Переводя дыхание, Абу-Гурун тихо закончил:

— Задыхаясь от ужаса, я упал ничком. Меня унесли и я не видел продолжения драмы, но по поднимавшимся со всех сторон крикам мог следить за ее развитием.

Сначала я различал более крикливые голоса самок. Затем шум утих и среди жуткого молчания пронесся раздирающий уши крик. Побежденный болью, мученик, наконец, огласил воздух своей первой жалобой. В Картуме я присутствовал при печальной агонии маленьких черных поросят, которых руми[7] убивают себе в пищу. Это было буквально то же самое. Сначала раздельные и довольно отчетливые крики Несиба учащались и делались все пронзительнее, судорожней и торопливее, пока, наконец, не слились в одно беспрерывное рычание, столь ужасное, столь захватывающее сердце, что мне казалось, будто чья-то железная рука выворачивает мне все внутренности. Затем жалоба стала глуше и подавленнее и, наконец, перешла в хныканье новорожденного.

Нубиец провел рукой по глазам. Муни плакала, закрыв лицо руками.

Гроза пронеслась и в теплом, влажном воздухе кружились целые тучи москитов. Их было так много, что я покинул Абу-Гуруна и ушел в пещеру. Ку-Ку сидела как раз у входа.

Вокруг ее пухленького, маленького тела, жужжа, кружились густые рои комаров. За ней я заметил отвратительное лицо Нау с круглым, как у совы, глазом.

Уже несколько дней Ку-Ку старается опутать его своими сетями.

Победа трудная, потому что, когда Нау сыт, его ничто не волнует.

Коварная Ку-Ку решила подловить его на гастрономическую удочку. Благодаря отсутствию зубов, кривой с трудом справлялся с косточками и, подобно многим дикарям, питал склонность к насекомым, паукам и всяким паразитам.

Ради выполнения своего каприза, Ку-Ку подставляет укусам комаров свои тонкие руки, толстую шею и шелковистые плечи. Комар, напитанный кровью, является, правда, маленьким, но очень лакомым куском. Нау наблюдает за ними, поводя головой, подобно животному. По мере того, как их плоский и прозрачный живот наполняется алой кровью, его лицо расцветает. И когда, наконец, комар становится совсем круглым, он быстро давит его пальцем и смакует, полузакрыв глаза.

К концу месяца ливни уменьшились и однажды вечером Муни сказала мне, подняв палец к серому небу:

— Вот и пеликаны возвращаются на болота. Добро пожаловать, вестники хорошей погоды!

Они плыли в пространстве правильными стаями. Все вместе, как бы одновременным взмахом ножниц, они разрезали воздух концами своих длинных крыльев. Их приближение было замечено в пещерах. Выстроившись вдоль карнизов, женщины и дети приветствовали их криками. Приставив руки рупором, Абу-Гурун крикнул им:

— Вы, большие птицы, летящие с Нила, не несете ли вы нам на своих крыльях свободу?

С тех пор, как нубиец стал поправляться, он начал мечтать о побеге и отъезде. Отдых, менее сырое жилище и более обильная пища оказали благотворное влияние на его здоровье. Одежда его была в лохмотьях. По совету Муни, принадлежащей к находчивому и изворотливому племени, мы решили заменить его одежду другой, сделанной из древесной коры. Необходимые нам деревья встречались в долине. С ловкостью обезьяны вскарабкалась Муни на выбранное ею дерево. Тонкими жгутами ниспадали ей на плечи черные с синеватым отливом волосы. Я смотрел, как она постепенно поднималась при помощи рук. Какая упругость во всех ее мускулах, какая мягкость движений, какая гибкость в ее выразительном теле, которое трепетало и переливалось под смуглой кожей! Она быстро очутилась на верхушке дерева. Держась рукой за верхние ветки и опираясь о древесный узел своими цепкими ногами, она отодрала большую полосу коры, отделившейся целым пластом, — настолько были крепки и не поддавались разрыву его волокна. Теперь оставалось только разработать материал.