Агнесса - [77]

Он был моей первой любовью.

Когда красные стали подходить к Майкопу, их командование предложило казачьему атаману генералу Данилову и его ближайшему помощнику есаулу Петровскому сдать город. Данилов и Петровский согласились, но поставили условие: красные беспрепятственно пропустят белые части в Грузию.

Почему они сдали город? Думаю, понимали, что красные все равно город возьмут, и не хотели напрасного кровопролития. И еще у Данилова в Майкопе была семья, он не хотел подвергать ее опасности из-за боев. Ну, а Петровский… не из-за меня ли?

Вы хотите прочитать сами? Я вам дам журнал, только, милая Мира, обязательно верните мне его. Обязательно, хорошо?

…У нас два года стояли белые. Жили мирно. Всю страну под красными белые называли Совдепией. Сперва надеялись ее взять, победить красных.

Белые офицеры ухаживали за Леной. Один из них устраивал для нее верховые поездки, и мы научились ездить верхом. Ездили мы вчетвером. Сперва Лена, ее поклонник и есаул Петровский, а потом стали брать для Петровского, как пару, и меня. Я училась тогда в шестом классе гимназии, мне было шестнадцать, потом семнадцать лет. Лена уже кончила гимназию — восемь классов — и училась в педагогическом классе, чтобы получить право преподавать в младших классах.

Стали брать меня «для счета», чтобы получилось две пары. Вот так Петровский и обратил на меня внимание, хотя для него я была слишком юна: ему, наверное, около тридцати было — совсем уже сложившийся человек, дворянин, до войны кончил в Петербурге физико-математический факультет университета. Очень интересный — подтянутый, стройный, в черкеске с аксельбантами (это ведь были казачьи части).

Я в него влюбилась без памяти. Знаете, как это в юности случается? Поэтично, самозабвенно. Видела его я редко, он бывал часто занят, возможно, и не очень стремился форсировать наш роман. Жениться на мне он не собирался, а соблазнить такую юную девушку… на это он пойти не мог — он был очень порядочный человек. Отсюда, вероятно, и эта как бы отстраненность некоторая, ну холодность, что ли… А я, я только и мечтала о встрече с ним! Только и искала предлогов. И Лена знала, я ей говорила, как я его люблю.

Когда она вышла замуж, у нее бывали «светские приемы». Помню, в день ее рождения должны были быть офицеры и обязательно Петровский. Я мечтала увидеться с ним в гостях! А Лена — как всегда нечуткая — сказала мне: «Ты не приходи, а то будет тесно за столом, тут и свекра со свекровью надо пригласить (родители ее мужа были майкопские), человек двадцать будет… куда я тебя посажу?» Я не пошла. И проплакала весь вечер.

А теперь ей скажи, что так было. Она ответит: ничего подобного, ничего этого не было. Она не помнит.

Но мы с Петровским все-таки стали встречаться. Сперва как будто случайно, в парке. Какую я испытывала гордость, какое ликующее счастье, меня словно бросало внезапно в волшебную сказку. Вы себе только представьте. Мы гуляем с подругами в парке, с гимназистками, такими же, как я. И вдруг вдалеке вижу — идет он. Появился, приближается, и все знают — идет ко мне, к девчонке, как волшебный принц. Высокий, стройный, интересный, затянутый в белую черкеску. Подходит, здоровается со всеми, но смотрит только на меня. И мы с ним отходим и гуляем по парку, по дорожкам, по аллеям, и он со мной весело разговаривает, и все видят нас вместе. Потом темнеет, пора домой, мы находим моих подружек, вместе идем их провожать (как же они мне завидовали!), а последней он провожает меня, и там, возле нашей калитки, в темноте он целует меня… Потом мы стали назначать встречи.

Как-то, гуляя, мы зашли на кладбище, там были памятники погибшим белым офицерам. Петровский сказал с грустью:

— Что красные сделают с этими памятниками!

— А что они могут сделать? Ничего не сделают.

— Ничего? Да они здесь камня на камне не оставят!

— А будут они здесь?

— Надеюсь, что нет.

За городом, на пикнике, помню, я была рядом с ним. Он лег на траву навзничь, смотрел на небо. Я тогда близко увидела его лицо. Мелкие-мелкие морщинки и ясные голубые глаза.

Когда мы долго не виделись, я скучала, тосковала. Как-то, помню, очень долго его не было, я написала ему письмо: почему он не показывается? Я так скучаю… Он прислал мне записку — назначил встретиться в парке. Там на лавочке мы сидели рядом. Про мое письмо он ни слова не сказал (хотя я точно знала, что он его получил), спрашивал только: «Что ты делала это время? Тебе было скучно, ты обо мне скучала?» И ласково обнимал меня, заглядывая в глаза.

Потом на какой-то вечеринке у Лены он сидел на диване, а я — рядом с ним, близко. С моей стороны в кобуре у него был наган. Я осторожно расстегнула кобуру, вытащила наган, открыла его (я это умела, Петровский научил меня стрелять из нагана; он учил нас с Леной этому за городом), а там в магазине — семь пуль. Я вытащила две, наган положила обратно в кобуру, так что Петровский и не заметил. Я взяла их на память.

Белые все надеялись, что красные не придут и, наоборот, это они оттеснят красных и дойдут до столицы. Но вот на карте флажки фронтов начали к нам приближаться, смыкаясь. Долго не было весточки от Петровского. Я опять писала, но ответа не последовало.