Агнесс и серебряные швабы - [19]

И конечно, Агнесс не подозревала, что весь замок не меньше сатаны боялся юнца с синими глазами херувима, потому что в изобретательности различного рода пакостей ему не было равных. Только старый Фриц, долгие годы возглавляющий войска ещё деда сорванца и от крика которого уходили в пятки души самых храбрых воинов, мог хоть как-то удерживать этого негодника в повиновении.

Несколько лет назад, следуя традициям того времени, Эрвина поочередно пытались отправить на воспитание и к родственникам, и в различные монастыри. Увы! Спустя максимум пару недель мальчишка вновь оказывался дома, потому что никто не хотел враждовать с могущественным графом из-за смерти его невыносимого отпрыска. А придушить этого дьяволенка становилось единственным желанием любого, кто хоть раз имел с ним дело. Видимо князь тьмы при легендарной сделке передал предку фон Геттенбергов кроме серебристых локонов ещё и переходящую все разумные пределы зловредность.

Сама дама Берта категорически приказала, чтобы младшего пасынка не пускали и на порог её покоев. Солидарна была с ней и Генриетта, которой юный деверь как-то в шитье подложил изрядный кусок дерьма. Старший брат тогда попытался надавать Эрвину тумаков, но тот настолько ловко вывернулся, что Зигфрид, догоняя постреленка, зацепился за подставленную ногу и серьезно повредил себе колено.

Сам же граф относился к этому вселенскому бедствию с несокрушимым спокойствием. Правда, иногда выходки сына переходили все границы, и он все-таки хватался за розги, но об этом мало кто знал. Старый Фриц предпочитал помалкивать, когда ему намекали на это обстоятельство.

Но об этом Агнесс с гневом на бессовестных клеветников, оговаривающих беззащитного сироту и доброго мальчика, не захотела даже слушать.

Как-то вечером, вернувшись в свою каморку, девушка застала роющегося в сундуке Эрвина.

- Что случилось? - удивилась она.

Мальчишка сегодня выглядел чистеньким и аккуратным. Он пристроился на крышке сундука и взял в руки Библию.

- Фройляйн Луиза сказала, что вы умеете читать?

Агнесс прикусила губу: она сто раз говорила тетке, чтобы та помалкивала об этом обстоятельстве. Неизвестно какие бы ещё идеи одолели даму Берту, узнай графиня о её умении.

- Да, - осторожно призналась она, - но только не хочу, чтобы об этом знали!

- Хорошо, - небрежно пожал плечами сорванец, - а не могли бы вы меня обучить латыни?

Девушка удивленно вздернула брови.

- Ты хочешь посвятить себя церкви? - недоверчиво спросила она.

- Вот ещё! - презрительно фыркнул Эрвин. - Терпеть не могу попов! В своих унылых рясах они похожи на воронов!

- Не надо богохульствовать, тем более что ты не прав! Если люди во имя Бога отрекаются от мира, то стоит уважать их тяжелый удел! Рыцари иногда тоже напоминают выходцев из ада... - она прикусила губу и тут же перевела разговор на другую тему. - Если ты хочешь освоить грамоту, то нужно обратиться к местному священнику. Какой из меня учитель?

Юнец странно улыбнулся.

- Фройляйн, - уверил он её, - лучшего учителя для меня просто не может быть!

Если бы он был лет на пять старше, возможно, девушка насторожилась, но худенький и хрупкий Эрвин вызывал в ней острое чувство жалости.

- Хорошо, но только, чтобы об этом никто не знал.

- Не обсуждается! - покладисто согласился мальчишка, и Агнесс, раскрыв Библию, начала обучать его латыни так же, как её саму когда-то обучала мать.

Теперь они просиживали вместе вечера напролет, и слухи, что Эрвин проводит много времени в комнате пленницы, поползли по замку, достигнув, в конце концов, и покоев графини.

Агнесс очень не любила даму Берту, считая графиню зловредной гусыней, но вряд ли эта характеристика соответствовало истине.

Капризная избалованная личина была лишь маской, за которой скрывалась достаточно умная и проницательная женщина, которая ещё при дворе своего дяди - герцога Каринтийского поднаторела в каверзах и интригах. Юная полонянка с её нескрываемым отчаянием и ненавистью к графскому семейству ничего кроме презрения у графини не вызывала.

Что ей была эта глупая девчонка? Пыль под ногами! Но вот отношения внутри собственной семьи графиню тревожили.

Ничего не поделаешь, но в глубине души дама Берта хранила сокровенную тайну: она до безумия любила своего мужа. Будучи по натуре скрытной, женщина не выказывала этого перед посторонними, но в укромном уединении алькова сдержать своих чувств зачастую не могла, и очень быстро с горечью осознала: мужчины - воины не только на поле брани, но и в постели. Для них представляют интерес только не взятые крепости! Граф остыл к жене задолго до конца медового месяца, и поганец Эрвин внёс в его охлаждение свою лепту.

Понятно, что после испорченного венчания она ждала от супруга, по меньшей мере, жестокого наказания стервеца. Однако граф лишь благодушно фыркнул и покачал головой, словно порча расшитого жемчугом и рубинами парчового платья была сущей безделицей! А когда она сама решила проявить материнскую власть и поставить мальчишку на место, в её покои заявился дядя графа - мессир Фриц фон Кауфман.

- Я, - сказал он прямо, - был против того, чтобы мой племянник в четвертый раз притаскивал в дом высокородную стерву с приданым принцессы и сердцем ядовитой гадины! Но раз у него в голове ещё не перебродило, чтобы понять, что мужчине нужна подруга жизни, а не очередная кукла с могущественной родней, то пусть сам с вами и воюет! Дети страдать не должны! Так и зарубите себе на носу и забудьте про мальчика, иначе... вы тут четвертая - в этом доме женщины плохо приживаются!