Он пошел к двери. Мишель двинулась за ним.
— Кто же тогда?
— Другой его толкнул.
— Другой? Кто другой?
Он молчал, но она настаивала:
— Кто другой, Жан?
Он не ответил и сказал только:
— Я пошел спать.
Она поднялась за ним по лестнице. Он обернулся и увидел, что она плачет. Он положил ей руку на голову:
— Ты не можешь оставаться одна сегодня ночью, Мишель. И я тоже не могу остаться один.
Она тихо сказала:
— Вот уже два года, как ты не приходил ко мне ночью.
Она первая вошла в спальню.
— Не зажигай, — попросил он.
Они легли. Она обняла его. Они молчали.
Городские петухи ответили петухам на ферме. Однако рассвет еще не проник в комнату. Он сказал, что надо постараться заснуть.
— Да, но я хочу спросить тебя еще об одном... Я никогда не решалась заговорить с тобой об этом. Помнишь, ты сказал в тот вечер, когда он погиб, что кто-то другой его толкнул? Что ты имел в виду?
— Я повторил то, что мне сказал священник из Балюзака. Я тогда еще не знал, каком он в это вкладывает смысл.
— А теперь знаешь?
— Мы говорили об этом, когда я по поручению Бригитты Пиан завозил ему деньги. Ты же знаешь, она везде заказывает панихиды по Ксавье.
— Да, она хочет этим искупить свою вину. Одному Богу известно, сколько ударов она нанесла ему исподтишка. А теперь Бригитта хочет искупить это все тем, что заливает алтари всей округи «кровью Христовой» по обычному тарифу.
Они рассмеялись.
— Интересно, — сказала Мишель, — что думает обо всем этом Бригитта, что она сочиняет?
— Можешь не сомневаться, она верна себе. Она одновременно поддерживает обе версии: и убийство, и самоубийство. Я убил Ксавье, который сам хотел умереть. На это она намекнула Дартижелонгам и прямо сказала священнику из Балюзака.
— И он поверил?
— Конечно, нет! Собственно, он сам опасается, что повинен в этой смерти. Ксавье очень огорчил их спор в тот вечер. Священник смеялся над бедным Ксавье за то, что тот придавал такое значение случайным встречам с людьми. Он уверял Ксавье, что жертвовать собой ради каждого в отдельности — значит попусту растрачивать жизнь. Священник и посейчас помнит, как удрученно, с каким отчаянием он воскликнул: «О, если бы я спас хоть одного!» Но священник не верит в самоубийство. «Невозможно представить себе, что святой покончил с собой!» — твердит он.
— Он считает Ксавье святым?
— Он уверяет, что у него есть все основания в этом не сомневаться.
— Кто же тогда «толкнул» Ксавье?
— С ума можно сойти от этого... Священник рассказывал мне почему-то о бесноватом ребенке, о котором упоминается в Евангелии от Марка. Дух немой бросал его и в огонь, и в воду, чтобы погубить его.
— Но ведь святой не может быть бесноватым, — возразила Мишель.
— Священник уверяет, что и святой может на краткий миг попасть во власть того, кто делает ставку на наше отчаяние. Но тогда рядом с отчаянием продолжает жить надежда. Священник знает и такие случаи.
Мишель вздохнула, словно освободившись от какого-то груза:
— Теперь я больше не сомневаюсь: его убил не ты, а священник.
Мирбель мрачно ответил:
— Не в большей мере, чем я, ты, Ролан или Бригитта.
Они снова замолчали. Петухи пронзали криками студеный рассвет. Жан чувствовал, как рядом вздрагивают плечи Мишель.
— Твоя очередь плакать, — сказал он.
Он на мгновение коснулся губами ее мокрой щеки и сказал тоже сквозь слезы:
— Отчего мы его оплакиваем, Мишель? Он там, куда стремился.
