Агидель стремится к Волге - [30]
— Что за беда? Не томи, выкладывай!
— Царь грозится Строгановым опалой.
— Опалой? За что?!
— А за то, что без воли царевой и ведома снарядили нас и послали за Камень на салтана сибирского. Государь грозится перевешать нас…
Иван Кольцо потемнел и весь затрясся от злости.
— Выходит, занапраслину мы кровушку проливали! — процедил он сквозь зубы.
Остальные тоже не скрывали своего возмущения.
— Вот тебе и справедливость!
— Дождались милости! Какой нам прок от житухи эдакой?!
— Остается одно — грузить добро на подводы и тикать отсель по-скорому, покуда целы!..
Ермак, не ожидавший такого поворота, всерьез обеспокоился, но, взяв себя тут же в руки, спокойно молвил:
— К чему горевать прежде времени, братва! Незачем горячку пороть. Поразмыслите, чем бегство наше обернуться может…
— А и так все яснее ясного, атаман!
— Ничего покамест не ясно, — возразил тот. — А вы о Строгановых подумали?! Неужто им через окаянство наше на плаху ийтить?.. Нет, браты вы мои, негоже нам отчаиваться прежде времени. Сдается мне, царь Грозный не ведает про подвиги наши великие. Ведь кабы знал, не стал бы гневаться, тревогу бить, козней кучумовых бояться…
— И то верно, — согласился Мещеряк.
Тут и другие помощники воспрянули духом.
— Да куды уж там государю, чай, самим Строгановым неведомо, кто ноне в Сибири властвует!
— А давайте-ка, браты, их разом про все известим! Рискнем? — предложил Ермак и тут же послал за писарем.
Окружив писаря, казаки велели составить ему два письма: одно — для Строгановых, другое — для Ивана Грозного:
«Великий государь!
Прознали мы, что Вы на Строгановых обиду держите за то, что оные заместо оберегания острогов отрядили нас за Пояс Каменный.
Не гневайтесь, будьте милосердны к нам и благодетелям нашим. Не выгоды ради старались мы, грешные, идя на погибель и свершая подвиги множественные, — во благо Отечества нашего, во имя Христа и великого Государя нашего. Мы, продолжая Вами начатое, дорогу для России торили и привели к шерти народы дикие. Оные нам покорилися, слово дали быть России данниками. Бог помог нам одолеть салтана Сибирского, взять его столицу и землю. Верьте нам, государь Великий, со всей страстию желаем мы послужить Отечеству родимому и готовы сдать вам царство Сибирское по получении высочайшего указа и по прибытии воевод…»
Когда писарь кончил и зачитал вслух челобитную, Ермак спросил:
— Ну, и кто ж возьмется доставить грамоту царю?
Иван Кольцо резво вскочил со своего места и выпалил:
— Дозволь мне, атаман!
— Экий ты скорый, Ваня! Погоди, не рвись, — вскинул руку Ермак. — Никак забыл, что ты к смертной казни оглашенный? Посылать тебя к государю — все равно как на плаху! Попадешь под горячую руку, живым не воротишься. Да и провожатым твоим не поздоровится.
— Знаю я, каков у царя нашего норов. Потому и беру это дело на себя. Как услышите про погибель мою, не мешкайте. Спасайтесь, как можете!
Ермак не устоял, уступил настойчивой просьбе друга.
— Что ж, братец мой Иван, — с грустью промолвил он. — Быть по-твоему, езжай с богом. Даю тебе полсотни казаков. Ежели не свидимся на этом свете, прощай, не поминай лихом!
Глубокими были сугробы сибирские. Отряд под началом Ивана Кольца отправился по насту на санях, кто в оленьих, а кто в собачьих упряжках… Кроме челобитной, казаки везли с собой в Москву рухлядь мягкую: шестьдесят сороков[28] соболей, два десятка черных лисиц и полсотни бобров.
XIX
Бежавший в Ишимские степи хан Кучум словно в воду канул — уж сколько времени ни слуху о нем, ни духу.
Успокоились Ермаковы дружинники, потеряли бдительность. Как-то морозным декабрьским днем двадцать казаков отправились на озеро Абалак, что в тридцати-сорока верстах от Кышлыка, ловить рыбу. Прорубили лунки и только было настроились удить, как появился, откуда ни возьмись, неприятель. Застигнутые врасплох беспечные рыбаки не успели даже оказать сопротивление. Спастись удалось лишь одному. Он-то и сообщил Ермаку о случившемся.
Прихватив с собой уцелевшего после бойни казака, разгневанный атаман немедленно устремился к Абалаку и, настигнув вражеский отряд, разбил его. После этого тела убитых казаков были похоронены недалеко от Кышлыка на древнем ханском кладбище.
А вскоре в ставку Ермака пожаловали вогульские князья Ишбердей и Суклем. Признав себя ломанными России, они поклялись Ермаку, что будут платить ясак соболями. Вогулы были рады услужить казакам и дали слово при появлении Мухаметкула тут же известить их о его местонахождении.
Однако честь выследить и выдать царевича досталась татарскому мурзе Сенбахтитагину. Он явился однажды в город с вестью о том, что царевич находится неподалеку.
— Много ли душ в евоной рати? — осведомился Ермак.
— Совсем мало.
— И где же нам оного сыскать?
— Есть в наших местах речка, Вагай прозывается. Там его найдешь.
— Возьмешься нас проводить?
Мурза с готовностью согласился.
Ермак отобрал шестьдесят самых дюжих казаков и, не откладывая, вечером того же дня покинул Кышлык.
Уже за полночь казаки прибыли на место. Умертвив безмятежно спавшую стражу, они без труда захватили Мухаметкула и увезли его с собой.
На следующий день Ермак учинил ему допрос с тем, чтобы доподлинно узнать, где обитает хан Кучум.
Казалось бы, культовый образ Салавата Юлаева разработан всесторонне. Тем не менее он продолжает будоражить умы творческих людей, оставаясь неисчерпаемым источником вдохновения и объектом их самого пристального внимания. Проявил интерес к этой теме и писатель Яныбай Хамматов, прославившийся своими романами о великих событиях исторического прошлого башкирского народа, создатель целой галереи образов его выдающихся представителей. Вплетая в канву изображаемой в романе исторической действительности фольклорные мотивы, эпизоды из детства, юношеской поры и зрелости легендарного Салавата, тему его безграничной любви к отечеству, к близким и фрагменты поэтического творчества, автор старается передать мощь его духа, исследует и показывает истоки его патриотизма, представляя народного героя как одно из реальных воплощений эпического образа Урал-батыра.
В романе-дилогии известного башкирского прозаика Яныбая Хамматова рассказывается о боевых действиях в войне 1812–1814 годов против армии Наполеона башкирских казаков, прозванных за меткость стрельбы из лука «северными амурами». Автор прослеживает путь башкирских казачьих полков от Бородинского поля до Парижа, создает выразительные образы героев Отечественной войны. Роман написан по мотивам башкирского героического эпоса и по архивным материалам.
В романе наряду с тяжелой, безрадостной жизнью дореволюционной башкирской деревни ярко показан быт старателей и рабочих. Здесь жизнь еще сложнее, поэтому классовое разделение общества, революционная борьба проявляются еще резче и многограннее.
Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция. Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе. В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции.
«Стать советским писателем или умереть? Не торопись. Если в горящих лесах Перми не умер, если на выметенном ветрами стеклянном льду Байкала не замерз, если выжил в бесконечном пыльном Китае, принимай все как должно. Придет время, твою мать, и вселенский коммунизм, как зеленые ветви, тепло обовьет сердца всех людей, всю нашу Северную страну, всю нашу планету. Огромное теплое чудесное дерево, живое — на зависть».
Артур Конан Дойл (1859–1930) — всемирно известный английский писатель, один из создателей детективного жанра, автор знаменитых повестей и рассказов о Шерлоке Холмсе. В двенадцатый том Собрания сочинений вошли произведения: «Письма Старка Монро», «Дуэт со случайным хором», «За городом», «Вокруг красной лампы» и циклы «Романтические рассказы» и «Мистические рассказы». В этом томе Конан Дойл, известный нам ранее как фантаст, мистик, исторический романист, выступает в роли автора романтических, житейских историй о любви, дружбе, ревности, измене, как романтик с тонкой, ранимой душой.
Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.
Эта книга — автобиографическое повествование о дружбе двух молодых людей — добровольцев времен Первой мировой войны, — с ее радостью и неизбежным страданием. Поэзия и проза, война и мирная жизнь, вдохновляющее единство и мучительное одиночество, солнечная весна и безотрадная осень, быстротечная яркая жизнь и жадная смерть — между этими мирами странствует автор вместе со своим другом, и это путешествие не закончится никогда, пока есть люди, небезразличные к понятиям «честь», «отечество» и «вера».
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.