Агентурная кличка — Лунь - [22]

В один угрюмый день на мельницу нагрянула команда продовольственной службы во главе с интендантом в ранге майора. Он заявил, что отныне мельница будет выполнять только военные заказы, и реквизировал те запасы муки в двух мешках, которые раздобыл дядя Пауль. Вслед за мешками ушли на «нужды обороны фатерланда» и все овощные консервы с полок подвальчика. «Не хуже нашей продразверстки вымели!» – с горечью отметил про себя Лунь.

После Данцига, после того, что пришлось там пережить, седых прядей в шевелюре Луня заметно прибавилось. «Седой, как лунь!» – усмехнулся он своему отражению в зеркале во время очередного бритья. При самом снисходительном отношении к своей внешности Лунь не мог не признаться, что выглядит намного старше своих лет. Разведка ни здоровья, ни молодости не прибавляет. «Слава богу, что я еще вообще хожу по белу свету! – приободрил себя Лунь. – Живу по недосмотру абвера и гестапо. Возможно, и родного НКВД тоже. Но ведь живу!» Он хотел, чтобы Красная Армия побыстрее покончила с вермахтом, и в то же время опасался встречи с соотечественниками. Первым делом начнут трясти частный сектор. На его памяти свежо еще было раскулачивание лавочников да мельников. Придут – все повторится по старой схеме.

А пока Лунь предавался семейным радостям последних тихих дней. Радостей было немного: ловил карасей в мельничном пруду да ходил с Марией в лес за лисичками. По вечерам играл с дядей Паулем в скат. Иногда изучал книги по мукомольному делу. Читал Библию. Когда на душе совсем становилось худо, нежничал с женой в спальне, понимая, как бренны они оба и как эфемерны их последние ласки. По ночам под покровом темноты через городок проходили германские войска, совершая непонятные маневры. Ревели грузовики, лязгали танки, громыхали бронетранспортеры. Война придвигалась вплотную.

– Может быть, вернемся в Берлин? – спрашивала его Мария.

– Боюсь, там будет самый настоящий ад.

– Что же нам делать?

– Не метаться. Держаться за землю. Это самое надежное.

– Да поможет нам Господь! – вздыхала Мария. Ее лимонные деревца на подоконниках давали плоды. Лунь наскребал под жерновами пригоршни муки с отрубями, и Мария делала из них лепешки, добавляя в тесто лимоны. Сахара не было, получалось кисло, но полезно. Особенно, если удавалось достать немного свекольного эрзац-мармелада.

Куда-то исчезла Мице. Лунь подозревал, что ее поймали и съели. Но подозрениями с Марией не делился, она и так слишком глубоко переживала эту новую потерю.

Ближе к весне стала стягиваться петля голода. Недоедание и безвитаминная еда вроде ячменной каши или эрзац-мармелада, который еще можно было купить за большие деньги, делали свое дело. Первой свалилась Мария. По всем признакам ее одолел тиф. С большим трудом вдвоем с дядей Паулем они снесли ее в подвал, поскольку фронт приблизился к Фридлянду вплотную. По счастью, командование Кёнигсбергской группировки не собиралось делать из городка неприступную крепость, вермахт занял оборону на других рубежах, но артиллерия вела огонь через крыши домов, получая в ответ такие же перелетные залпы. Время от времени на улицах Фридлянда рвались шальные снаряды, а некоторые попадали в дома и находили свои жертвы там. Особенно страшно выли пролетающие реактивные снаряды советских «катюш». Обыватели попрятались по подвалам и погребам. Ясно было, что война проиграна, и побежденные ждали горя. Всеми овладела апатия и полное безразличие к своей судьбе. Кто мог, тот давно уже покинул городок, увозя нехитрый скарб на велосипедах, тележках и детских колясках. Но на таких колесах от войны не уедешь и война настигала беженцев на дорогах, в полях, на льду залива.

Глава шестая «По дороге на Берлин вьется серый пух перин»

В одно прекрасное утро, когда канонада внезапно стихла – с трудом верилось, что навсегда – Лунь выбрался из мельничного подвала и осторожно обошел дом и пруд. По дороге, огибавшей мельничное водохранилище, двигались советские танки, а за ними колонны на невиданных грузовиках с длинными щучьими мордами. Лунь никогда не видел американских «студебеккеров», как не видел и новых тяжелых танков «ИС». Он испытал невольное чувство гордости за свою армию, которая получила такую серьезную технику. Но вместе с тем ему, увы, надлежало играть роль испуганного немецкого бюргера, и роль эта ему вполне удавалась.

Ближе к обеду он вышел на разведку в город. Если не считать разбитых окон да сорванной кое-где черепицы, Фридлянд почти не пострадал. Правда, дом аптекаря стоял без угла, обнажив рухнувшие полки с лекарствами, да посреди Ратушной площади зияла огромная воронка с россыпью вывороченной торцовой брусчатки, а в остальном все было как всегда. Витрины всех лавок были зашторены железными жалюзи. Но на площади возле кирхи что-то происходило: там толпился народ и пиликала гармошка, ровным столбом поднимался синеватый дымок. Возле дымящей полевой кухни, сидя на недорубленном березовом чурбаке, гармонист с сержантскими погонами на замызганном полушубке рьяно рвал меха видавшей виды саратовской гармошки. Залихватские переборы под молодецкое рявканье басов поддерживал жесткий прихлоп солдатских ладоней; и два удальца – один в подвернутой шинели, другой в стеганом ватнике, но оба в добротных сапогах, лихо отплясывали ведомый только им одним танец: нечто среднее между лезгинкой и «барыней». Редкие горожане, привлеченные запахом еды, посматривали на них с опаской и любопытством, держась, однако, поближе к дымящим и парящим кухням.