Агентство Пинкертона [Сборник] - [30]

— Так, — сказал Гарпер и сердито сунул в огонь длинный подбородок, — и ты нашел истину в свином вагоне генерала Кокси?

— Не совсем так. Мне кажется, Джо, я нашел истину — в Кэр д'Алене.

Молодой рудокоп сказал:

— Расскажите о Кэр д'Алене, брат Хейвуд.

— В Кэр д'Алене, ребята, Компании Бэнкер-Хилл и Сюл-ливан принадлежал рудник «Последний шанс». Вокруг этого рудника было выжжено все до последней травки. Кошки и собаки дохли. Одежда рассыпалась от действия газов. Горняки дышали медью, ели медь, одевались в медь. У людей, отравленных медью и серой, выпадали волосы, синело лицо и зубы выпячивались вперед.

— А Компания? Компания бездействовала, брат Хейвуд?

— Нет. У каждого из получки она предусмотрительно удерживала деньги на больницу. Клянусь богом! Еще лучше было бы удерживать деньги на могилу, потому что горняцкое кладбище — город мертвых, быстро перерастал город живых.

В девяносто девятом Компания Бэнкер-Хилл и Сюлли-ван объявила о снижении заработной платы на руднике «Последний шанс» и отказалась вести переговоры. После этого плавильный завод компании взлетел на воздух, впрочем, без человеческих жертв. Опытный убийца, губернатор Франк Стейненберг, — он живет теперь на покое в Идаго, — вызвал федеральные войска. По первому требованию губернатора было арестовано тысяча двести рабочих. Десяти предъявили по несколько обвинений, из них виселицу обеспечивало любое.

Старый Гарпер внимательно смотрел в огонь, потому что он не хотел видеть лица своих гостей, слушавших историю Кэр д'Алена.

— Мы с Джоном Вильямсом поехали туда от Федерации рудокопов. Я бродил вокруг отвратительной тюрьмы, где людей одолевали вши и болезни; я думал о том, что эти люди и я — одно и то же. Мы сделали рудники. Каждый фунт руды, добытый когда-либо, был добыт нами. Запад принадлежал нам. «Вред, нанесенный одному, есть вред, нанесенный всем», — это я понял тогда.

Голова Хейвуда двигалась напряженно. Он обводил глазом людей, полукругом сидевших на ящиках и табуретах.

— Братья, стачка здесь будет, и вам будет трудно. Слишком много дурных вождей и обманутых ими эгоистов. Правда?

— Правда! — неожиданно для себя громко сказала Молли.

Хейвуд с исключительными предосторожностями дотронулся до ее руки.

— Как ваше имя?

— Молли, сэр.

— О, это хорошее имя. Вы слыхали о «Молли Магьюр»?

— О, да!

Хейвуд встал.

— Прощайте. Джо, прощай. Помни, — тебе здесь верят.

Он обернулся у двери и крикнул голосом сильным, как на трибуне:

— Одумайся, Джо, пока не случилась беда!

ГЛАВА II. БЕССОННАЯ НОЧЬ

Мак-Парланд. — Инструкция. — На мосту. — Джим.

Гости старого Гарпера расходились. Крейн с Джимом вышли последними. У самой калитки под фонарем локоть Крейна сжала грубая рука.

— Э! Вас-то я и ищу! — Человек в больших сапогах, в коротком резиновом плаще держал Крейна за локоть.

— Надсмотрщик, — тихо сказал Джим, — это все из-за Молли…

Мужчина в больших сапогах посмотрел на Джима.

— Что касается вас, парнишка, то не лучше ли вам отправляться своей дорогой, а?

— Я буду ждать, — сказал Джим, — мы еще поговорим, мы поговорим с ними, если тебя не отпустят.

Надсмотрщик впереди покачивал тусклым ручным фонарем. Крейн шел за надсмотрщиком. Поставив в Чикаго свою организацию в двусмысленное положение, Крейн в Колорадо сразу оказал содействие нарушителям законности и порядка.

Вид запущенного деревянного здания заводской конторы, казалось, не оставлял места просьбам и оправданиям. Небольшая комната в конце пустынного, дурно освещенного коридора. Два стола, испачканных клеем и чернилами, конторка с высоким табуретом; клеенчатый канцелярский диван — из тех диванов, на которых мухи сидят охотнее, чем люди.

Спиной к двери человек в мягкой шляпе читал письмо. Когда скрипучая дверь наконец затворилась, человек, который должен был покарать Крейна именем Колорадской компании топлива и железа, обернулся и положил шляпу на стол.

Крейн прислонился к стенке, не доверяя внезапно ослабевшим ногам. Прямо перед собой он увидел круглые очки, большие бритые щеки и замечательные усы любимого ученика Ната Пинкертона. Впрочем, знаменитый сыщик до известной степени отличался от своего портрета: широкие плечи слегка сутулились, бритые щеки слегка обвисли, прямой рот чуть заметно впал под усами. Знаменитый сыщик был стар и не хотел в этом признаться.

— Ну, — сказал Мак-Парланд, — я не имею обыкновения говорить людям приятное, но — что хорошо, то хорошо. К концу вашего первого рабочего дня вы приобрели репутацию мученика. Я доволен. Всякий знает, что Мак-Парланд редко бывает доволен.

Крейн скромно поклонился.

— Теперь вы скажете им… Ну-ка, что вы им скажете?

— Сэр, я скажу, что в конторе на меня страшно кричали и грозили расправиться при первом удобном случае.

— Дальше!

— Я скажу, — Крейн задумался на минуту, — что надсмотрщик, как видно, поторопился с дубинкой. Это пока не входило в расчеты… Поэтому меня отпустили…

Мак-Парланд кивнул.

— Очень возможно, что я сделаю из вас человека. В Чикаго вы зажирели бы, как другие. Они там жиреют со дня смерти принципала в 1884 году. Конечно, микрохимическая лаборатория способствует успеху наших железнодорожных операций; конечно, нам необходима галерея преступников, составленная преимущественно из более или менее удачных фотографий наших агентов… Я не шучу. Музей Ната Пинкертона — самое дельное из всего, что можно увидеть в Чикагской областной конторе. Вывеска нужна в каждом деле. Наша вывеска находится в Чикаго, а дело — в Пенсильвании, Виргинии или Колорадо. Это — особенность фирмы. Вы хорошо начали. Это обязывает. Не позже, чем через две недели, я хотел бы вас видеть секретарем местного союза.