Агентство «БМВ» - [21]

* * *

— Ну, открывай багажник, что ли. — Марину едва было видно из-за горы пакетов, набитых всевозможной мягкой рухлядью. У Бориса чуть глаза не вылезли на лоб от удивления, и Марина вспомнила, что они с Валентиной забыли рассказать ему о своем новейшем проекте — дутой организации «Милосердие», которая должна была служить ей, Марине, прикрытием. До сих пор Борис знал только, что Летова отправляется с экспедицией по квартирам — и не более того.

— Да открывай же скорей, дурень, — отчаянно зашептала она в открытое окошко «москвича», — а то сейчас полдома сюда сбежится — наблюдать за погрузкой теплых вещей для беженцев.

Борис молча вылез из машины и поступил так, как ему было велено. Открыл багажник и помог уложить полиэтиленовые пакеты со старыми куртками, свитерами и драными детскими колготками.

Когда они с Мариной уселись в машину, Борис продолжал хранить угрюмое молчание. Во-первых, он обижался на то, что его не поставили в известность об изменении в планах, а во-вторых — ума не мог приложить, что делать со всем этим барахлом, которое собрала Марина в своих странствиях по дому № 18.

— Заводи тачку, Боря, — ласково сказала Марина, заметив, как напряжен ее напарник, — сбросим где-нибудь это барахло.

— Жалко выбрасывать, — сообщил свое мнение водитель. — Зря, что ли, ты волокла на себе всю эту груду? Поедем, я отвезу тебя туда, где все эти вещи могут понадобиться.

Борис тронул «москвич» с места, и они помчались по заснеженным переулкам. По дороге Марина в нескольких словах рассказала Борису обо всем, что ей удалось разузнать в своих странствиях по дому, в особенности же — о Катковской.

— Не верю я, что Медуева-младшая крутит любовь с нашим красавчиком. Слишком она еще мала для такого испытания. Ей бы только на дискотеки бегать. И никакая она не стриптизерша, — Марина брезгливо наморщила носик. — Скорее всего Медведеву это приснилось. Или бабка какая сказала. Спутала «стриптизершу» с «визажисткой». И такое бывает. Куда мы, кстати, едем? — спросила она, заметив, что за окном автомобиля потянулись незнакомые ей улицы.

— В детский дом, — коротко, как отрубил, сказал Борис. — Говорил же тебе уже: не хочу, чтобы твои труды пропали даром.

Машина въехала во двор выстроенного из красного кирпича четырехэтажного массивного здания. Летова вспомнила рассказ отца — такие дома в Москве строили в конце сороковых годов военнопленные немцы. Сначала их предоставляли в качестве общежития возвращавшимся с фронта офицерам и их семьям, а потом — по мере того как в столице разрешался жилищный кризис, — стали передавать благотворительным учреждениям — в том числе и детским домам.

— Ты посиди, я мигом, — пробормотал Борис, распахивая дверцу со своей стороны и исчезая в темноте. Марина услышала только, как сзади хлопнула крышка багажника, после чего все стихло.

«Отличный все-таки мужик этот наш Боря, — подумала молодая женщина. — О детях не забывает. Может, он сам из детдома? Валентина мне о нем почти ничего не рассказывала. Да, — вдруг спохватилась она, — все это, конечно, хорошо — но как быть с вице-президентом? И с Катковской? Вот было бы здорово завалиться завтра на пятый этаж в тот самый момент, когда Кортнев распахнет дверь в квартиру своей музыкантши, и отснять этот торжественный момент на пленку!»

Марина откинулась на спинку кресла и предалась приятным мечтам. Если Боря достанет ей завтра фотоаппарат мгновенного действия «Полароид» да ежели она удачно встанет у мусоропровода или у лестничной клетки и вовремя нажмет кнопку — то… То дело Кортнева будет закончено, а потом начнется другая, интересная жизнь — без всей этой глупой слежки и хождения по квартирам.

Пришел Борис и сел за руль, с силой захлопнув за собой дверцу. Марина заметила, что в глазах его стояли слезы.

«Страдает, бедняга, — решила она, — а я, дура, о каких-то глупостях размечталась. «Полароиды» там всякие, Катковские, Кортневы — а вот он, Боря, пожалуйте вам — о детях думает. И не только о своих».

Борис, однако, заговорил спокойно, будто ничего с ним и не происходило.

— Завтра, значит, все и закончим. Щелкнешь, как объект к Катковской входит, — и вся любовь. Отвезем плёнку Капустинской, она — в свою очередь — отдаст её Шиловой, получим бабки — и разбежимся — до следующего раза.

— Борь, а Борь, мне страшно, — сказала Марина, представив себе на мгновение, что Кортневу подобная несанкционированная съемка может и не понравиться. — Вдруг он на меня накинется? Что я тогда буду делать? Еще, не дай бог, и по лицу от него схлопочешь — да и аппарат он разбить может. С чем тогда, интересно, мы к Капустинской пойдем? А она — к Шиловой, а?

— Ты, Мариш, главное, не волнуйся, — ответил Борис, нажимая на педаль газа. — Поехали пока, а завтра посмотрим, что и как. Прежде всего, может, наш красавец в дом № 18 вовсе не заявится. А если и объявится — не боись, я тебя подстрахую. Так что в лицо — как ты выражаешься — он тебе не даст. И аппарат я не позволю ему кокнуть — он у меня один-единственный.

Борис подвез Летову прямо к дому. Она вышла из «москвича», махнула напоследок приятелю рукой и вошла в свой подъезд. Там было темно и пахло кошками. Лифт не работал.