Агент Византии - [13]

Аргирос привязал лошадь к кусту у основания пологого склона и пешком поднялся на пригорок. Наверху он лег в траву на живот. Даже без глаз Аргуса вдали на фоне неба различался силуэт человека.

Теперь Василия уже не смущало, что мир в трубе выглядел перевернутым вверх ногами. Он осмотрел весь горизонт по кругу, особенно приглядываясь к местам, где замечалось какое-либо движение. Без трубы он бы решил, что надо удаляться от облака пыли, поднимавшегося на юге. С трубой же он смог разглядеть: пыль поднимали не всадники, а скот. Можно продолжать двигаться в том же направлении, избегая столкновения с кочевниками, чтобы догнать римскую армию, пока Текманий не вернул ее на заселенные земли к югу от Дуная.

Тоссук и Орда, конечно, знали, куда он направляется. Но степь столь обширна, и Аргирос не думал, что чжурчжени могли поймать его, выслав заставы по следу. Они могли напасть на его след, но это, theou thelontos – по воле Божьей – не должно случиться. Разумеется, нет, если его молитвы возымеют силу.

Прошло еще четыре дня, и он уверился, что Бог внял его мольбам. Он уже продвинулся на юг дальше линии, где его могли достать кочевники. И наткнулся на следы римлян – их оставили копыта подкованных лошадей.

– Не теряй бдительности, – произнес он вслух.

Аргирос заметил, что среди безмолвной и пустынной равнины часто разговаривает сам с собой вслух. Он напомнил себе слова Солона, обращенные к лидийскому царю Крезу: «Не называйте счастливым человека до его смерти»[9].

Из предосторожности Аргирос вновь воспользовался глазами Аргуса, вглядываясь назад, туда, откуда бежал.

Чжурчжени, как казалось из-за увеличительного эффекта трубы, были готовы вот-вот догнать его. Хотя он видел всадников вниз головами, суровая решительность, с которой они двигались, внушала страх. Пока чжурчжени еще не заметили его; они склонялись над гривами лошадей и присматривались к следам на земле. Если им удалось покрыть такое расстояние, скоро они должны его увидеть – и тогда начнется последняя стадия охоты.

Аргирос пришпорил бока лошади, но та была способна лишь на усталую, неторопливую рысь – и у степной лошадки есть свой предел выносливости.

Римлянин снова оглянулся. Теперь и без трубы он мог видеть своих преследователей. Они тоже его заметили. Их лошади, которым не пришлось скакать столько дней подряд, были свежее и двигались вперед галопом. Еще немного – и дистанция сократится до одного полета стрелы. Василий мог бы вывести из строя одного-двух кочевников, но их отряд многочислен.

Надежда улетучилась, когда впереди показалась другая группа всадников. Если впереди, как и сзади, тоже чжурчжени, никакое чудо не поможет спастись. Всадники второго отряда тоже заметили его и помчались вперед так же быстро, как и степняки за спиной. Интересно, кто же убьет его первым, подумал он, а пока вставил стрелу в краденый лук и по мере сил приготовился дать бой.

Всадники, скакавшие навстречу, поравнялись с ним первыми. Аргирос поднял лук, чтобы выстрелить в ближайшего из них, но отраженные от кольчуги солнечные блики помешали рассчитать дистанцию.

Кольчуга… В первую секунду он не оценил значения этого обстоятельства. Затем опустил лук и закричал что было мочи:

– Ко мне, римляне, ко мне! На помощь!

Удивленные встречные всадники приблизились, а потом мимо Аргироса устремились к чжурчженям. Он развернул свою усталую лошадь, чтобы помочь им. Оба отряда обменялись выстрелами из луков с большого расстояния. Как обычно, кочевники были лучшими лучниками, чем римляне, но последние превосходили степняков в числе. Две попытки кочевников атаковать были отбиты.

Аргирос издал ликующий возглас, когда помрачневшие чжурчжени поскакали прочь, еще продолжая стрелять через плечо по-парфянски. Тут его лошадь издала жалобное ржание и повалилась со стрелой в горле. Он не успел выскочить из седла. Своим весом животное придавило Василия к земле. Он сильно ударился головой. В глазах покраснело, а затем стало черным-черно.

Когда он пришел в себя, страшно болела голова; все тело превратилось в сплошной синяк. Тем не менее он испытывал облегчение оттого, что уже не был придавлен убитой лошадью. Он попробовал по очереди пошевелить конечностями. К счастью, руки и ноги слушались. Сжав зубы, он сел.

С полдюжины римских разведчиков заключили его в тесный кружок. Аргирос поднял голову и взглянул на товарищей: больно. Среди солдат были Бардан, Александр и Юстин из Тарса.

– Итак, ты обнаружил, что варвары тебе не по душе, – с улыбкой молвил Александр, когда Аргирос встретился с ним взглядом. Улыбка была неприветливой: так мог бы улыбаться сокол, готовый схватить полевую мышь.

– Боюсь, Василий, что за дезертирство тебе не будет прощения, – сказал Юстин. Его голос звучал печально; хотя и солдат, но он не был жестоким человеком. Но и мягкосердечным его назвать было нельзя. – За бегство к врагу предусмотрено только одно наказание.

Бардан, стоявший справа от Аргироса, ничего не сказал. Он просто ударил вернувшегося римлянина ногой по ребрам. Кто-то сзади – Аргирос не видел, кто именно, – нанес удар в спину.

Александр рассмеялся: