Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - [10]

В 1930 году Шанхай можно было без преувеличения назвать воплощением социального и экономического неравенства, где между бедными и богатыми пролегала зияющая пропасть. В этом полуколониальном, полукитайском городе пятьдесят тысяч иностранцев проживали в окружении почти трех миллионов китайцев, в большинстве своем прозябавших в условиях крайней нищеты и безысходности. Местное международное сообщество состояло из британцев, американцев, французов, немцев, португальцев, индийцев, русских белоэмигрантов, японцев и прочих; одни были беженцами без гроша в кармане, другие – новоиспеченными плутократами, сколотившими невероятное состояние. В результате политических беспорядков, голода во внутренних областях Китая и последствий Великой депрессии в город хлынула новая волна людей, отчаянно нуждавшихся в работе и пропитании. Трупы рикш валялись между оглоблями их колясок, а мимо курсировали блестящие новые американские автомобили с шоферами в униформе. Шанхай был крупнейшим городом в Китае, центром торговли Восточной Азии. Предприятия и банки стремились перещеголять друг друга, строя все более масштабные здания вдоль фешенебельной набережной Бунд. Но за броскими фасадами торгового квартала и иностранных анклавов скрывался другой Шанхай, город потогонных фабрик, текстильных мануфактур и жилых домов с тесными квартирками, кишащий болезнями, полный отчаяния и назревавшего политического недовольства. Именно в Шанхае зародился китайский промышленный пролетариат и появилась Коммунистическая партия Китая (КПК). Америка, как уяснила Урсула, для революции не созрела – чего нельзя было сказать о Китае.

После опиумных войн XIX века Китайская империя выделила иностранным державам – Британии, Франции и Америке – экстерриториальные “концессии” вдоль реки Янцзы, кварталы, существовавшие по принципу самоуправления, с собственными законами и собственной администрацией. Германия отказалась от своих экстерриториальных прав после Первой мировой войны, передав 1500 проживавших здесь немцев в юрисдикцию китайского законодательства. Международный сеттлмент управлялся шанхайским муниципальным советом – выборным органом, состоявшим из местных иностранцев, где при этом доминировали британцы, возглавлявшие все департаменты за исключением муниципального оркестра, находившегося, разумеется, в ведении итальянца. Чтобы доехать на автомобиле из одного конца города в другой, требовалось три разных водительских удостоверения. Три полиции – французская, китайская и шанхайская муниципальная, находившаяся под руководством британцев, – соперничали, наступая друг другу на пятки и с трудом сдерживая нараставшую волну преступности.

“Восточный Париж”, Шанхай, где модные магазины стояли бок о бок с опиумными притонами, кабаре, древними храмами, кинотеатрами и борделями, был еще и “восточной блудницей”. В Шанхае, как вспоминал родившийся там британский писатель Дж. Г. Баллард, “было возможно все, и все можно было купить и продать”. Одновременно блестящий и неприглядный, роскошный и обшарпанный, Шанхай был пристанищем бесконечной многонациональной толпы нищих, миллионеров, проституток, гадалок, игроков, журналистов, гангстеров, аристократов, военачальников, художников, сутенеров, банкиров, контрабандистов и шпионов.

У немецкой общины в Шанхае были собственная церковь, школа, больница и клуб “Конкордия” – расположенный на Бунде чудовищный Schloβ в баварском стиле с башенками, оснащенный танцевальным залом и кегельбаном. Жившие в Шанхае немцы собирались здесь, чтобы поиграть в карты, выпить, попеть патриотические песни, поностальгировать по отчизне и посетовать на своих китайских слуг. Царьком этого небольшого уголка Германии был генеральный консул Генрих Фрайгер Рюдт фон Колленберг-Бёдигхайм, опытный дипломат и ярый приверженец нацистов, который позднее станет послом Гитлера в Мексике.

Свой первый вечер в Шанхае Урсула и Руди Гамбургер провели в клубе. Далее последовал бесконечный поток приглашений: на чай с Константином Робертом Эгингардом Максимилианом фон Унгерн-Штернбергом, балтийским аристократом и потомком Чингисхана, которому едва удалось бежать от большевиков (его старший брат Роман, свирепый военачальник Белой гвардии, известный как Безумный барон, после захвата Сибири попал в плен и был расстрелян красногвардейцами); на ужин с Гансом Штюбелем, профессором этнологии и экспертом по китайским татуировкам; на вечеринку у бассейна в доме бизнесмена Макса Каттвинкеля; на коктейли с Карлом Зеебомом, представителем химического предприятия “И. Г. Фарбен”, обладателем стеклянного глаза, значительного личного дохода и 300 граммофонных пластинок. Завсегдатаем клуба был и Иоганн Плаут, самый значительный – и преисполненный собственной значимости – журналист в немецкой общине.

В “Конкордию” залетали и редкие птицы, такие как Рози Гольдшмидт и Бернардин Сольд-Фриц. Дочь немецкого еврея-банкира, толику славы Гольдшмидт уже снискала своими путевыми заметками, но все же намного больше она прославилась благодаря собственной вагине. Рози была замужем за берлинским гинекологом Эрнстом Грэфенбергом, который сделал себе имя на изучении женского оргазма: именно в его честь была названа “точка G”, эрогенная зона влагалища. Сделанное мужем открытие не помешало, однако, Рози развестись с ним после пяти лет совместной жизни и выйти замуж за шестидесятитрехлетнего Франца Ульштейна (наследника издательского дома, где когда-то работала Урсула), чья родня была настолько недовольна их связью, что объявила новую избранницу французской шпионкой. Рози станет военной корреспонденткой