Агент СиЭй-125: до и после - [10]

Позже удалось выяснить, что самолёт всё же вылетел. Впоследствии папа писал мне, что в этот момент он испытывал самое изнемождённое состояние в своей жизни. Энергии у него не было вообще, хотя внутренне он испытывал невероятное облегчение и даже подъём.

Он кое-как добрался до дома, а добравшись, не мог найти в себе силы позвонить в Ереван, но вместо этого усиленно (и долгое время безуспешно) набирал справочную аэропорта, чтобы только ещё раз услышать, что самолёт вылетел – ему казалось, что он неправильно расслышал, и, соответственно, меня выставили из самолёта.

Итак, благополучно выпроводив меня, папа на протяжении целой недели добирался до Еревана. Не было бензина, рейсы отменялись; кое-как удалось достать билет на поезд. В вагоне не было воды, чая, зато была страшная грязь. В купе набилось шесть человек. Позже папа мне писал, что именно в поезде по-настоящему оценил, какое чудо, что мне удалось получить визу, оформить документы и достать билет. Oдним словом, чудо, что меня удалось вытурить из страны. Дело в том, что практически весь вагон ездил в Москву по американским делам. Четверо из одного купе надеялись «протолкнуть» своих родственников через Мехико, но тех с билетами не пустили в самолёт, хотя их багаж улетел (и на том спасибо!). Другие провожали в Нью-Йорк семью из шести человек, которую тоже не впустили в самолёт – что-то не то было с билетами. Ещё в вагоне было много тех, кто в очередной раз получил отказ в посольстве. А в одном купе с ним ехала девушка, которая только что вернулась из Америки, где была туристом и не рискнула остаться, а в Москве, едва выйдя из самолёта, ужасно об этом пожалела. И теперь пребывала в столь истерическом состоянии, что папа боялся, что она окончательно свихнётся ещё до того, как поезд прибудет в Ереван.

Вообще, в начале девяностых годов каждое путешествие из Еревана или в Ереван на любом виде транспорта было необыкновенным приключением, на которое отваживались немногие и только в случае крайней необходимости. Автомобильные дороги не функционировали: Грузию лихорадило, Северный Кавказ – тоже, на такие переезды в эпоху всеобщего хаоса решались только безумцы. А потом, начиная с какого-то момента поезда вообще встали, так что единственным способом доставить родным какое-то продовольствие был самолёт. Самолёты летали в Армению со страшными перебоями, на каждый рейс норовило попасть втрое больше людей, нежели продавалось билетов. Это была своеобразная «дорога жизни» для закованной в блокаду маленькой Армении, обескровленной землетрясением и уже (ещё при советской-то власти!) полыхавшей войной.

Так, в августе 1991-го мой брат с законным билетом заблаговременно прибыл в аэропорт Внуково. Беспредел здесь носил обоюдный характер: с одной стороны – пассажиры, любой ценой, с билетом или без, стремящиеся попасть на рейс, с другой – паспортный контроль и ОМОН, вызванный охранять самолёты от приступа на всё готовой толпы, а вместо этого загребающий денежки, пропуская «левых». Так что, оказавшись на месте со своим законным билетом и изрядным запасом времени, брат к своему удивлению обнаружил, что посадка закончена, самолёт переполнен, и человек тридцать остались ни с чем и должны ночевать в аэропорту в ожидании следующего рейса. За время ожидания, как водится, сформировалась небольшая община породнившихся на почве совместной нужды людей: некая Бабуля с внуком, одинокая и напуганная Молодая Женщина, шумное ленинаканское семейство с огромными тюками и чемоданами в невообразимых количествах, другие неудачники… Все они, объединённые общей бедой, с вечера заняли круговую оборону у стойки паспортного контроля, приготовившись, подобно двадцати шести бакинским комиссарам, стоять до конца и, если надо, пасть смертью храбрых на подступах к лётному полю. И вот, ночью объявили посадку на следующий рейс.

Что тут началось! Ведь на место в самолёте претендовали не только отставшие, но и все те, кто, собственно, вполне законно рассчитывали попасть на свой рейс. Брат, летящий без багажа (странный товарищ!), преисполнившись философско-созерцательного настроения, дислоцировался где-то в задних рядах. На одной руке у него висела Молодая Женщина, видимо, надеясь таким образом спастись от неминуемой гибели. В другую вцепилась Бабуля с внуком и чемоданом, ритмично повторяя: «Ара, подождите, Ара, спасибо, Ара, помогите…» и прочие мантрические изречения из той же оперы. А впереди, у паспортного контроля, схлестнулись в яростной схватке два потока, две могучих стихийных силы: Отставшие (левый поток, занявший оборонительные позиции ещё часа три назад) и Законные, наступавшие справа, мужественно пытаясь выбить из прохода на смерть стоящих Отставших.

Брат описывает прекрасный по своим художественным достоинствам кадр: один из нападающих Законных, сияя ослепительной лысиной, за счёт веса своего могучего тела пробился-таки к проходу и пропихивает через чьи-то головы паспорт. Видя это, героическая Предводительница мужественных ленинаканских женщин забралась на металлическую загородку, легла всей грудью на головы плотно зажатых у прохода пассажиров обеих армий и, растянувшись в неимоверной гимнастической позиции, еле-еле дотягиваясь, с криками «На тебе! Так тебе! Вот тебе!» отчаянно колотит Лысого по макушке зонтиком. Примерно такая же битва, долгая и кровопролитная, развернулась уже у трапа. Но в результате все, кто там был, оказались в самолёте и в тёплой, весёлой и вполне дружеской обстановке, как ни в чём не бывало, с шутками и прибаутками улетели домой. Правда, некоторые летели совсем как в автобусе – стоя…