Агент, бывший в употреблении - [72]

— Я не хочу — душой. Душой — это значит, мне останется сидеть одной перед телевизором и тихонько плакать.

Праздники давно прошли. На улице холод и скука. Табаков не звонит. Поэтому отправляюсь к нему сам. Застаю его на обычном месте — за письменным столом. Елка исчезла. На ее месте расположился бульдог — дремлет, ожидая, наверно, когда вырастет новая елка.

— Ничего особенного, — отвечаю на вопрос: «Что нового?» — Зашел справиться о твоем здоровье.

— Не надейся, — качает головой ТТ. — Здоровье у меня не цветущее, но и умирать еще пока не собираюсь.

— А о смерти никто и не говорит. Хотя нелишне подумать о завещании вместо того, чтобы думать о курсе акций и подсчитывать, насколько с каждым днем увеличивается твое состояние.

— Я думаю и о том, и о другом.

— По тебе не скажешь. Такое ощущение, что ты, подобно Черчу, пребываешь в дремоте и лишь для виду разбросал эти бумаги по столу.

— Может, и так. Какой мне смысл усердствовать? Я же тебе говорил, что есть время работать, зарабатывая деньги, и есть время отдыхать, когда деньги работают на тебя.

— Это общеизвестно. Скажи лучше что-нибудь о завещании.

— С завещанием вопрос сложный. Существуют аргументы «за», но есть и некоторые опасения.

— Например?

— Первое и главное в том, что, если я напишу завещание, уже ничто не помешает вашим людям меня пристрелить. И потом, в чью пользу писать завещание? Твои глупости насчет Родины, Отечества и Родного края вообще не принимаются во внимание. Но скажешь, Государство. Это действительно реально. Однако возникает вопрос — кто за ним стоит? А стоит за ним группа новоиспеченных тузов и их слуг, манасиевых.

— Все это я уже слышал. Не слышал только аргументов «за».

— Они подразумеваются. Я умираю — деньги остаются. Почему бы им не вернуться туда, где был получен первый миллион?

— Должно быть, он был очень большой, раз ты говоришь о нем в единственном числе.

— Оставим цифры. Кроме того, меня иногда охватывает какая-то старческая сентиментальность, и я говорю себе: «Этот наивный Боев потерял столько времени, чтобы наставить меня на путь истинный. Почему бы и мне не сделать что-нибудь для него — чтобы ему повысили пенсию или наградили каким-нибудь орденком».

— Я тронут.

— Говорю это не для того, чтобы обидеть тебя. Но, согласись: если ты поможешь вернуть в страну деньги, это действительно будет твоей большой заслугой. И заслугой единственной, поскольку все остальные годы, пока ты шпионил из-за угла, карауля классового врага, тот все это время жил в свое удовольствие, дожидаясь, когда наша Большая братская страна упадет ему в руки, как переспелое яблоко.

— Некоторые люди, когда у них развивается склероз, двух слов связать не могут. А у тебя наоборот.

Он собирается ответить, чтобы снова утереть мне нос, но в этот момент кабинет погружается во мрак. Табаков сначала молчит, вероятно удивленный, потом издает возмущенный крик в сторону комнаты близнецов, которые уже и без того, топоча, бегут к нам.

— Что за безобразие? Есть же автономный генератор! Посмотрите, что случилось, и принесите свечи.

Авария оказывается коротенькой. Не успевают принести свечи, как роскошная люстра над нашими головами снова вспыхивает ярким светом. Действительно, какая прекрасная вещь — свет. Чего не скажешь о картине, которую он освещает.

Четверо мужчин, словно возникших из воздуха, безмолвно стоят перед нами, устремив на наши растерянные лица свои ничего не выражающие взгляды. Молчание длится так долго, что, кажется, никогда не закончится.

— Скажите хотя бы «здрасте», что ли! — произносит наконец один из мужчин, вероятно, главарь.

«Здрасте, гости дорогие! И начнем колядовать!» — хочется мне продекламировать, но Рождество, как я уже сказал, давно прошло, да и гости, насколько можно судить по их каменным лицам, шутить не настроены.

— Ладно! — снова берет слово тот, кто предположительно является главарем. — Вы с нами не знакомы, но скоро мы познакомимся. Мы прибыли из нашей общей с вами родной страны. До нас дошли слухи, что у вас неприятности с какими-то темными личностями, и мы решили взять на себя заботу о вашей безопасности. Как вы уже, наверное, догадываетесь, мы страховщики.

Говорящий — молодой человек, высокий, худой, с бледным продолговатым лицом.

— Мы знаем, что вы скажете: «Мы вас не звали». Однако мы и не ждем, что нас позовут. Как правило, пока люди наконец соберутся нас позвать, беда уже происходит. Так что наш девиз: «Лучше раньше, чем никогда».

Он делает несколько шагов к камере слежения в углу, потом возвращается к нам.

— Вы обзавелись дорогой охранной техникой. Это лишние расходы, господин. Мы сами позаботимся о вашей охране. Может, мои слова вам покажутся самонадеянными, однако после того, как в действие вступим мы, вам уже ничто более не будет угрожать.

Он выражается изысканно, по крайней мере, в пределах своего понимания изысканной речи. Возможно, некогда имел амбиции стать адвокатом или политиком. Он снова делает несколько шагов — на этот раз к окну — и снова возвращается, останавливаясь перед Табаковым.

— Надеюсь, ваше молчание не есть выражение немого протеста?

— Ни в коей мере, — подтверждает ТТ.