Агент № 1 - [22]

— Отец, прошу тебя, не тревожься обо мне. Я наверняка буду на Крите, — сказал Георгий при прощании.

Подавленный и встревоженный событиями Ламбрианидис только позднее осознал значение этих слов. «Кто знает, — думал он, — возможно, англичане уже в Салониках обратили внимание на Ирека и нарисовали ему перспективы будущего сотрудничества… Недаром же его приглашали почти каждый вечер к английскому консулу, и, наверное, были свои причины, когда офицеры английской разведки подчеркивали свое дружеское расположение к нему… Особенно этот, как его… командор Болби… А поскольку оба они остались в Салониках до самой последней минуты, несмотря на то, что английская колонна уже покинула город, следует полагать, что их взял с собой американский консул…»

Так и произошло в действительности. Едва только яхта консула пока еще нейтральных Соединенных Штатов прошла мыс и вышла в открытое море, в город вступили немецкие бронетранспортеры и танки. Сначала они катили со стороны Вардара, позднее — с западного направления. Щупальца бронированной армады, правда, достигли Эгейского моря и захватили важнейший порт на нем, но им не удалось застать греческих и английских войск, а погасить пылающие нефтехранилища, естественно, теперь оказалось невозможным.

В Афины Иванов прибыл 15 апреля 1941 года. В армейском эвакуационном пункте при польском посольстве ему было выдано свидетельство о том, что он работал в Салониках, занимаясь эвакуацией польских беженцев вплоть до ликвидации салоникского пункта 8 апреля 1941 года. Польское посольство уже не функционировало — все в спешке бежали либо в Палестину, либо в Африку.

Следующий день, 16 апреля, прошел у Георгия, как и других выезжающих, в горячке. До отхода судна оставалось еще немного времени, поэтому инженер решил навестить пани Марианну Янату в надежде, что при ее помощи удастся передать весточку матери…

Марианна Янату только что получила письмо от мужа из действующей армии в Эпире. До сих пор муж ее не получил ни единой царапины, но ведь только сейчас и наступали дни, несущие настоящую опасность. Стараясь не думать об этом, хозяйка дома заварила кофе и принялась рассказывать:

— Как только приехала моя мама, вы помните это, я сразу осмелела, потому что Эдек, — вы знаете, мой прежний муж, жокей Эдвард Шень, — притих. Но как только он опять принимался за свое и пытался меня обидеть, тут уж мы брались за него вдвоем… Уложили мы свои вещи — и в отель. А потом — известное дело, развод и мой брак с Димитриосом Янатосом. А когда он открыл лавочку, мы и поселились все вместе…

Георгий дослушал до конца брачную историю, оставил письмо для матери и распрощался. По пути ему показалось, что в проезжающей автомашине мелькнуло знакомое лицо польского подполковника из посольства в Афинах.

Офицер этот уже давно был на плохом счету у наиболее проницательного начальства. Не говоря уже о пехотных войсках, его недолюбливали даже в штабах, однако он довольно ловко умел втираться в доверие к высокопоставленным чинам. Поскольку со своими служебными обязанностями он справлялся безукоризненно и в бумагах его все выглядело благополучно, то обвинения подполковника в двуличности, стяжательстве и аморальности кружили скорее вокруг да около. В конце концов он был офицером II отдела, так пусть эта польская разведывательная служба сама и заботится о соответствующем подборе своих кадров.

Офицера не поразил ход сентябрьской кампании. Поражение он предвидел и был к нему подготовлен. Заблаговременно перевел все деньги из Польши за границу, затем с чемоданами, полными нарядов, и хорошо набитым бумажником он всплыл в военном атташате в Греции. Развив лихорадочную деятельность, он несколькими удачными ходами укрепил свою позицию у новых польских властей в эмиграции и назначил людей, которые должны были заниматься переправкой поляков через Грецию, Турцию и Сирию.

Удирая из Афин почти в последнюю минуту, подполковник переменил решение и, вместо того чтобы ехать прямо в Пирей, приказал свернуть на улицу, где жили Янатосы. Он придумал, как избавиться от неловкого положения, в котором он мог оказаться в очень недалеком будущем: в обмен на переводимые на его имя значительные суммы он обязан был организовать в Греции разведывательно-диверсионную сеть, а одновременно с этим и секретную связь с Польшей. «Где же эта моя организация?» — вопрошал он себя. Однако продолжал рассчитывать на удачу, на какой-то счастливый случай. В конечном счете, поскольку он считал совершенно очевидным, что немцы завладеют всем миром, ему нужно было только переждать до того времени, когда это произойдет. Но, с другой стороны, как ему объяснить отсутствие греческой сети, если его бездеятельность выплывет наружу? «Ни единого агента!» — горевал он, и тут-то у него промелькнула спасительная мысль. Одного агента, а вернее, агентку, эдакое «парс про тото» — часть вместо целого, он все же мог заполучить… Искреннюю патриотку, честную женщину… Да, это действительно мысль!

И опять ему повезло, он застал Марианну дома, и притом одну, без прислуги. Она отворила ему дверь и не узнала. Однако подполковник мастерски выходил из подобных ситуаций. В его черных выразительных глазах блеснули настоящие слезы, когда он проговорил: