Агава - [6]

— Ну так что мне делать? — Наборщик, не выпуская из рук валика, украдкой поглядывает на часы. Еще десять минут — и прощайте спагетти в столовой.

Алесси так подавлен и физически, и морально, что ему даже думать не хочется. И всего-то одно сообщение. В конце концов, главный редактор рядом. Пусть решает сам.

— Тут коммюнике об одном корпусном генерале, убитом в собственной квартире.

Главный редактор Бьонди прошел полный курс журналистской науки: он наделен острым чутьем и не любит лишних слов.

— Самоубийство?

— Похоже, — уклоняется от точного ответа Алесси.

— В сообщении что говорится?

— Самоубийство, — выдавливает из себя журналист.

— А ты как думаешь?

— Похоже… — Времени на объяснения у него нет, потом, возможно, они это обсудят.

— Место на полосе есть?

— Найду.

— Тогда давай поскорее.

Работать над текстом некогда. Он исправляет несколько слов, добавляет, что генерал ждал назначения на очень высокий пост, что факт его смерти непонятно почему скры-

вали два дня, что никаких других версий, кроме выдвинутой министерством обороны, пока нет и что все это напоминает нашумевшие случаи смерти при загадочных обстоятельствах других офицеров высокого ранга. Взять хотя бы историю с полковником Гуараши из Катании. Алесси передает исчерканный — он очень старался писать как можно разборчивее — лист телеграфного сообщения наборщику. Тот, мысленно попрощавшись со спагетти, шепотом чертыхается. Ничего не поделаешь, не то, чего доброго, заставят работать сверхурочно.

Единственное подходящее место — в центре полосы, занятое какой-то мурой о туризме.

— Убери это. Что все наши бухты загажены, каждый и так знает.

Он пытается с ходу придумать заголовок. «Самоубийство» здесь це пройдет, черт возьми. «Загадочная смерть генерала» звучит спокойнее. Ужасно, тривиально до отвращения, но в данном случае подходит. Ответственность за версию самоубийства в конечном счете несет министерство обороны. Бегом догнав уже собравшегося уходить художника по заголовкам, он упрашивает его на минуточку задержаться: в порядке личного одолжения, старина.

Бьонди, с которым они спускаются в лифте, погружен в мрачные раздумья.

— Что это за генерал? — спрашивает он наконец.

— Большая шишка. Два дня назад я разговаривал с ним по телефону…

— В воскресенье? — спрашнват Бьонди, сдвигая брови. Алесси утвердительно кивает.

— А когда он умер, говоришь?

— В воскресенье же.

— Вот как!

Пока лифт не останавливается на первом этаже, оба молчат.

— Выходит, в воскресенье он тебе звонил, а потом застрелился, — снова начинает Бьонди.

— Да уж не наоборот.

Они заходят в кабинет Бьонди. В небольшой комнате стоят четыре стола, заваленные бумагами, газетами, телетайпными лентами.

Главный редактор садится в кресло и выжидательно смотрит на Алесси. А тот пытается изложить суть дела в общих чертах.

Мы познакомились с ним на одном официальном приеме… Видишь ли…

— Что ему нужно было от тебя в воскресенье? — перебивает его Бьонди.

— Он хотел узнать…

Но Бьонди вокруг пальца не обведешь. .

— Генерал навел тебя на какой-то след, — говорит он уверенно.

— Пока не знаю. Скажем так: под видом, что ему нужно что-то узнать, он сам мне кое-что сообщил. Несомненно одно — в воскресенье, примерно в два часа дня, он дал мне понять, что ему крайне необходима моя помощь в одном деле. А через час или два после этого, как явствует из официального сообщения, покончил с собой.

— В каком деле?

На это раз вопрос поставлен в лоб и увильнуть от ответа не удастся.

— Понимаешь… Туг замешан еще один покойник.

Бьонди откидывается на спинку кресла и складывает руки на своем необъятном животе.

— Еще один генерал?

— Полковник.

— Тоже самоубийца?

— По-видимому, да.

— Чего же хотел генерал?

— Он в эту версию не верил.

— А тебе что-нибудь известно?

— Нет, конечно.

Бьонди задумывается, переваривая услышанное и наконец спрашивает:

— За неделю справишься?

— От дежурств освободите?

— Будешь приходить, когда захочешь. Даю неделю.

— Не знаю…

— Попробуй.

Пикапы карабинеров, которые не распознает разве тот, кто не хочет, понатыканы чуть не за каждым углом вдоль всей виа Марк Аурелио, на виа Сант Эразмо, у въезда на площадь Сан-Джованни. Квартал, где находится госпиталь «Челио», патрулируют легковые автомашины с полицейскими агентами в штатском.

Синяя «альфа» генерала Фаиса останавливается перед воротами Б, шофер показывает вахтеру пропуск. Генерал оглядывется по сторонам. Вон впереди машина с генералом Страмбслли и первым помощником министра обороны адмиралом Ренгой уже свернула на узкую аллею, ведущую к главному входу. На площадке перед зданием много нашин с военными и гражданскими номерными знаками — на последних трафарет «государственная служба»2. В стороне от входа несколько офицеров держат венки.

Тучный, облаченный в парадную форму генерал Фаис с трудом выбирается из машины, какой-то подполковник из молодых, вытянувшись, отдает ему честь. Сардинские гренадеры, отмечает про себя генерал, отвечая на приветствие. Страмбелли и Ренга, подождав Фаиса, обмениваются с ним дружеским рукопожатием. В вестибюле и перед входом тихо переговариваются крупные военные чины в парадной форме и важные господа в строгих синих костюмах. То и дело кто-нибудь отходит от одной группы и присоединяется к другой. Можно различить отдельные фразы.