Агата Кристи - [8]

Моя мать была глубоко несчастна в новом доме. Каждый вечер она засыпала в слезах, бледнела, худела. Наконец она заболела, и тете пришлось вызвать врача. Пожилой опытный доктор немножко поговорил с девочкой, потом вернулся к тете и сказал:

— Девочка тоскует по дому.

Когда все вскрылось, наступило облегчение, но ощущение отверженности осталось навсегда. Думаю, мама сохранила горечь обиды на бабушку до конца жизни».

Тут нечего прибавить. Похоже, человечество так и не поймет, что разлука ребенка с матерью по любым, вроде бы наиразумнейшим причинам — путь во мрак. Единственное, о чем не упомянуто в автобиографии, — это то, что мать и тетка, столь безжалостно распорядившиеся девочкой, сами выросли на ферме в тяжелых условиях, а происхождение их было каким-то неясным, во всяком случае, нереспектабельным. И богатство досталось тетушке довольно поздно, отчего она и желала насладиться им в самой полной мере.

У теткиного американского мужа Натаниэла Миллера, также безродного и выбившегося из бедности в стиле «американской мечты», был сын от первого брака, восемью годами старше Клары. Молодой Фред воспринимал богатство как некую данность и мнил себя принадлежащим к сливкам общества. Он вырос воплощенным бездельником-рантье, но без душевной пустоты, которую «золотая молодежь» слишком часто заполняет порочными развлечениями. Фред Миллер умел радоваться жизни, находя удовольствие в обычном светском времяпрепровождении, в коллекционировании и даже в хождении по магазинам, особенно ювелирным. Но обрести действительно прочный статус путем женитьбы ему не удалось — в знатном кругу его поставили на место. И в тридцатилетием возрасте он обратил взор на племянницу мачехи, которую знал с ее детских лет и чью привязанность к себе давно подозревал. «Пока молодой беспечный повеса курсировал между Нью-Йорком и югом Франции, мама, робкая, тихая девочка, сидела дома, погруженная в мечты о нем, писала в дневнике стихи и вышивала ему кошелек. Этот кошелек отец хранил всю жизнь». Типичный викторианский роман, — только, в отличие от большинства романов литературных, со счастливым концом — нет нужды пересказывать здесь. Они поженились. Родили двух дочерей и сына.

Этих детей никогда не отдавали никуда, кроме положенных школ-пансионов, а младшую девочку, Агату, даже не послали в школу. Но и жизнь рядом с матерью — не всегда жизнь с матерью. Для маленького Вернона из «Хлеба Гиганта» Мэри Уэстмакотт, чье раннее детство до деталей совпадает с детством Агаты Миллер, «двойное божество Мама-Папа» — всего лишь «красивые, восхитительные тени». И не становятся ближе, даже если «Мама часто наносила визиты в детскую, чтобы поиграть „со своим милым малышом“. Вернон переносил ее приходы стойко и вежливо, хотя это значило оставить игру, которой он с головой увлекся, и начать другую, куда менее интересную». И явно чем-то очень личным продиктованы воспоминания героинь романов Мэри Уэстмакотт «Дочь есть дочь» и «Бремя» о «небрежно-добродушном безразличии» родителей к детям. А между тем последний роман написан одновременно с началом «Автобиографии»! Так что слова о «счастливых родителях» в воспоминаниях Агаты Кристи стоит понимать буквально: они сами были счастливы. Но были ли счастливы их дети?

2

Если не любовь, то что получили дети в родном доме?

Дом… В Англии это слово значит столько, сколько ни в одной другой стране мира ни сейчас, ни прежде. Дом — средоточие всего, опора на всю жизнь, то, что надо любить, беречь и сохранять до последней крайности, ценою любых страданий и даже преступлений (вспомним «Загадку Эндхауза»!). Дом назывался Эшфилд и находился в Торки. Эшфилд исчез с лица земли еще при жизни Агаты Кристи, уничтоженный урбанизацией. Его сохранили лишь старые фотографии и память девочки, родившейся в его стенах.

Торки — городок на южном побережье Англии, в графстве Девоншир, слывший в ту пору модным летним и особенно зимним курортом (ибо лето почиталось слишком жарким: шутка ли? бывает порой +21!). Летние удовольствия на этой второй Ривьере связывались с купаниями в море (из купальных кабинок, завозимых в море в раздельных бухтах для леди и джентльменов), с крокетом и теннисом (в корсетах и шляпках с перьями), регатой с фейерверком и праздниками в саду. Зимние радости ассоциировались отнюдь не с горными лыжами и иным времяпрепровождением на льду и снегу, а с «дневными концертами, интересными лекциями, балами и оживленной светской жизнью». Рядом находился Эксетер с древним знаменитым собором, что также служило ко славе Торки. В самом городке накануне рождения последнего ребенка в семье Миллеров заложили новую церковь, отец внес определенную сумму на ее строительство от имени новорожденной, и мисс Агата Мэри Кларисса Миллер получила свою церковь. А вокруг простирались еще не застроенные, покрытые цветами луга и даже остатки лесов. Бодрящий морской воздух, свежая английская зелень — завидно красивый и здоровый фон для счастливого детства. Городок состоял из прелестных вилл, широко расползшихся по очень пересеченной местности. Одной из этих вилл и был Эшфилд, особняк на вершине крутого подъема от моря, с парадными и жилыми комнатами, с помпезной оранжереей, наполненной тропическим благоуханием, с бесчисленными лестницами и переходами. Но вся эта пышность оставалась уделом взрослых. Миром девочки был Сад — еще одно святилище англичанина.