Африканский ветер - [149]

— Это нормально, речь идет о моей жене.

— Конечно, мистер Ландлер. Но все равно спасибо.

Прилетевший из Лос-Анджелеса Сэндерс был очень бледен. Он старался побороть глубокое волнение, которое понемногу перерастало в панику. Он постоянно задавал мне вопросы и сопровождал мои ответы своими комментариями:

— Энджи своеобразный человек, она непредсказуема, но любит жизнь. Между вами не было ссоры? Чего-нибудь непоправимого?

— Нет. Отнюдь. Я ничего не понимаю. Мне казалось, что мы были счастливы.

Устроившись в отеле «Нью-Стэнли», мы ждали новостей на месте, в Найроби. «Надо найти Энджи», — повторял без конца Сэндерс и изводил полицию. Он съездил в коттедж, предупредил дирекцию отеля «Дайане Риф». Никто не видел Энджи. Сэндерс вел себя, как отец при трагическом исчезновении дочери. В какой-то мере он экспроприировал мое предполагаемое горе, он руководил расследованием через полицию, почти лишал меня права быть в будущем неутешным вдовцом. Мне приходилось изображать горе. Эта роль выводила меня из состояния душевного равновесия. Я был вынужден постоянно контролировать себя. Я ни разу не совершил никакой оплошности, всегда говорил об Энджи, а не об Энни, но на каждом допросе меня прошибал пот. Спустя пять дней после начала расследования инспектор захотел поговорить с Сэндерсом. Тот настоял на том, чтобы на встречу он пошел один. В полиции ему сообщили, что на южной границе национального парка «Масаи Мара», неподалеку от границы с Танзанией, был обнаружен обезображенный труп белой женщины. Черепная коробка была разбита, конечности разорваны, тело представляло собой отдельные куски мяса, державшиеся на человеческом позвоночнике. Лица не было. Был также обнаружен кусок рубашки цвета хаки, к которому была прикреплена золотая брошь с бриллиантами в виде головы льва. Это было одно из самых любимых украшений Энджи.

Я был похож на зомби. Сэндерс, ставший буфером между мной и полицией, старался уберечь меня от потрясения. В ходе следствия, на котором обсуждались ужасные подробности, он повторял всем и каждому: «Я был вторым отцом для Энджи Фергюсон, я знал с детства ее привычки, ее мании, ее слабости. Я могу помочь лучше, чем мистер Ландлер, ее третий муж. Он в отчаянии, совершенно подавлен, давайте поможем ему выдержать это испытание».

Сэндерс стал и для меня вторым отцом. Охваченный страхом, от которого перехватывало дыхание, я все же не верил в смерть Энни. Может быть, она дала одно из украшений в обмен на тайный выезд из Кении? Возможно, она стала жертвой браконьеров, авантюристов? Возможно, они выбросили ее тело из машины, чтобы ее съели хищники? Но зачем тогда было оставлять на трупе такую дорогую вещь? Я ушел в полное молчание, окружающие считали мое поведение следствием пережитого удара.

Мы уехали из Кении, имея на руках свидетельство о смерти Энджи Фергюсон. Меня избавили он зрелища кусков тела в морге, только показали драгоценность. Мне пришлось выйти из кабинета комиссара полиции, меня тошнило.

Когда мы уже сидели в самолете до Нью-Йорка, Сэндерс тронул меня за руку:

— В этой ужасной трагедии компании просто повезло, что тело Энджи было обнаружено и опознано. В США в случае исчезновения человека надо ждать семь лет, чтобы жертва была признана умершей. Компания была бы вынуждена дрейфовать по ветру.

Это волновало меня меньше всего. Отныне мне предстояло бежать от двух привидений.

29

В Лос-Анжелесе, в салоне VIP аэропорта, в окружении журналистов, под нескончаемыми вспышками фотоаппаратов, мне пришлось принять участие в первой в жизни пресс-конференции. Рядом со мной были Сэндерс и Грош, человек, которого я выбрал себе в заместители.

Защищенный темными очками, я отвечал на вопросы хриплым от волнения голосом короткими простыми фразами. Сэндерс подготовил меня к этому испытанию и помогал мне. Иногда, даже не давая мне ответить, он качал головой, отвечая «да» или «нет». Он раздражал меня этим, я не хотел казаться лошадью, которую вели на поводу.

Сразу после пресс-конференции был срочно созван административный совет. Я предоставил событиям возможность идти своим чередом. Пресса отнеслась ко мне с сочувственным уважением и продолжала печатать заголовки в стиле: «Печаль Эрика Ландлера». Я утешал Филиппа, он постоянно ходил с глазами, полными слез.

Я побывал в почтовом отделении, чтобы отыскать адрес и телефон родителей Энни. Сколько же в Баффало людей по фамилии Уайт! Я не мог обзвонить их всех. Я ломал голову, пытаясь вспомнить имя ее отца. Как-то смутно вспоминалось имя Рональд. Я переворошил огромное количество газет, но не нашел ни одной статьи о несчастных родителях, разыскивающих пропавшую дочь. А вот трагедия с Энджи Фергюсон занимала почетное место в разделах «разное», часто освещалась на первых полосах.

Спустя несколько часов после моего возвращения в Лос-Анджелес один из нотариусов Энджи вызвал меня с Сэндерсом к себе. У него имелось завещание моей жены. Сидя напротив этого человека, лицо которого напоминало лезвие ножа как в профиль, так и анфас, я выслушал последнюю волю жены, она вкратце была следующей:

«1. Если я умру, не родив ребенка, назначаю моего мужа, Эрика Ландлера, своим единственным законным наследником. Если у меня будет ребенок, он унаследует все мое состояние, из которого двадцать миллионов долларов достанется Эрику. Я прошу его, если он действительно этого пожелает, оставить в компании верного Сина Сэндерса, заключив с ним пожизненный контракт. Его полномочия должны будут значительно ограничены в соответствии с перечисленными техническими условиями в его же собственных интересах. Всем хорошо известна его преданность компании, но его многолетний упорный труд на благо компании мог подорвать его здоровье, поэтому, если он решит уйти в отставку по причине усталости, компания должна будет выплачивать ему пожизненную ренту в размере его заработной платы и добавить к этой сумме достойный капитал.